Место покоя Моего

Но есть, есть вариант, при коем сей факт, даже состоявшийся, может исчезнуть из общей памяти, и круг на воде останется никому .не известным кружочком. Петр-то наверняка переживет всех, если это понадобится. Переживет и - сотрет его из грядущих книг. Иешуа процитировал Евангелие от Иоанна - одно место. Но оно повторяется в финале (умница Иоанн, если это Иоанн!), делая описываемые события лишь частным случаем в чем-то более великом и поэтому скрытым от глаз как современников, так - тем более! - потомков: "Многое и другое сотворил Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг".

Гениально! Мир - и не вместил.

Не Петр ли с Иоанном тому причиной?..

Ладно, выход возможен. Но принять к сведению сомнения Иоанна не вредно. Сначала принять к сведению, а потом попытаться принять меры, извините за невольную тавтологию. Тем более что проблема "вознесся-исчез" все равно повиснет. Ведь для прагматиков из Службы "исчез" значит "исчез". Из реальности. Тогда какого хрена Петру оставаться в первом веке? Проект "Мессия" завершен. Здесь больше Мастеру нет места и дела. Ах, вы хотите уволиться? Валяйте. В заповедниках тоже нужны специалисты. Работайте, товарищ, а за разглашение служебных сведений ответственность вы знаете. Очень эта ответственность похожа на вышесказанную: "вознесся-исчез"... Кто тогда будет переписывать Историю, вычеркивая из нее ненужное и вредное? Иоанн? Тогда он должен знать все, что будет знать Иешуа. Но когда и как в его мозг впихнуть все нужное?..

Сбросил блок, дал Иоанну возможность мгновенно считать продуманное. Кроме, естественно, последних мыслишек - про проект "Мессия" и про "впихнуть в мозг". Спросил:

"Согласен?"

"Это я написал ? "Многое и другое сотворил Иисус..." Ты знаешь ?"

Почему их всех, даже самых мудрых, удивляют частности в том Неведомом, к которому они так рвутся?

"Возможно. Так считается".

"Я могу это прочесть?"

Вот он и сам догадался спросить то, о чем Петр только подумал мельком! Лучше бы, конечно, не читать ему ничего, не знать ничего. Он - житель этого века, он должен свой путь сам пройти, без поводырей, по шажочку...

"Ты сможешь это написать. А для того надо все самому прожить и прочувствовать. Знать заранее - скучно и бесцельно..."

"Ну, не думаю, что ты прав... - не вполне согласился Иоанн. - А как ты, Кифа, собираешься нас всех пережить?"

А вот это уже правильный вопрос.

"Ты же слышал: если понадобится... И кстати, знаешь: я могу уходить на час моего мира и возвращаться через год, прошедший здесь. И наоборот - как я жил рядом с вами все это время! - уходить к себе на год, а вернуться сюда через минуту... Я не забыл обещания: ты будешь много знать о моем мире - столько, сколько спросишь, сколько сумеешь спросить. Не обижайся, но сейчас и у меня и у тебя - одна боль: Иешуа. Времени мало - всего сорок дней..."

"Я подожду, патриарх..."

Ирония? Нужное сейчас качество. Побольше бы иронии - да Иешуа!..

С приключениями, с разговорами, с ахами и охами, но - дошли. Обычные полтора часа на дорогу выросли до трех с лишним. В доме Лазаря суетились соседки, готовили поминальную трапезу. А тут - живой покойник.

Немые сцены. Обмороки. Восторги. Слезы. Хвала и слава... Обычный набор.

Петр ушел за пределы двора, отметив краем глаза, что Иоанн и Марфа тоже отделились от всех, сели на теплое деревянное колесо, отвалившееся, видимо, от какой-то телеги. Или запасное - пятое. Что им двоим - смерти, воскресения, траур! Счастливчики! Или все-таки нет? Нигде в "Деяниях Апостолов" не говорится о женщине Иоанна... Но "Деяния" - это завтра, это потом, а пока - Иешуа жив, план Петра для Иоанна выполняется, день перевалил за половину, лучшая в Израиле девушка - рядом. Птица вон какая-то поет - старается. Жизнь!

А Петр думал о смерти.

Петр думал, что вариант замены Мастера на Исполнителя решил бы все проблемы разом. И История в порядке была бы, и в Службе не нарадовались бы, и Петра отпустили бы в любой заповедник на веки вечные. Только Петру каково было бы в том заповеднике? Гнусно ощущать себя Пилатом, картинно умывшим руки. Пилат - мужик честный, но простой. Он наверняка чувствовал себя тоже гнусновато, когда приговаривал Машиаха к распятию, но извинился и - снял с души тяжесть. И снова - в седло. Много ли воину надо?! А Петру перед кем извиниться? Перед собой? И самому себя простить, отпустить грех предательства?.. Если бы все так легко делалось, то, пожалуй, и Бог стал бы лишним.

Он сидел на траве довольно далеко от дома, от предвечерней суеты, сидел, погрузившись в тяжкие свои думы, и не заметил, как бесшумно, кошкой, подобрался Иешуа. Сел рядом, спросил:

– Тебя что-то мучает, Кифа?

– Что-то мучает, - механически согласился Петр, мысленно проверяя блок.

Иешуа засмеялся;

– Да не волнуйся ты! Я тебя все еще не слышу. Не получается... - однако добавил: - Пока не получается. Пользуйся... Нет, правда, о чем задумался?

– О Боге, - честно ответил Петр, ибо о Нем была его .последняя мысль.

– А что о Нем думать? Он - везде...