Известно, что перевод Библии всегда был и остается подлинным историческим событием в народной судьбе, он всегда означал и означает известный сдвиг и подвиг. Переводить — не значит подставлять одни слова вместо других. Это всегда — великое творчество. Переводить — это значит соединять языки, а каждый язык — это цельное миросозерцание, мировоззрение, мирочувствование. Следовательно, переводчик осуществляет встречу своего народа с другим народом или народами, чтобы они взаимно обогащали друг друга и устанавливали между собой дружеские и творческие связи и отношения, чтобы они вырабатывали общие интересы. Подлинный перевод особенно таких книг, как Библия, — это духовная революция или революция духа. Таким был перевод Библии Лютером на немецкий язык. Такой же революцией духа был перевод Библии Микаэлем Агриколой на финский язык. Такой же революцией был перевод Библии Кириллом и Мефодием на церковнославянский язык. «Это было становление и образование самого “славянского” языка, его внутренняя христианизация и воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова, славянского “логоса”, самой души народа. “Славянский” язык сложился и окреп именно в христианской школе и под сильным влиянием греческого церковного языка, и это был не только словесный процесс, но именно сложение мысли. Влияние христианства чувствуется значительно дальше и глубже собственно религиозных тем, чувствуется в самой манере мысли»[322]
. Я бы даже сказал, что не только в самой манере мысли, но и в самой субстанциальности мышления, которое становится более основательным, более универсальным, более совершенным и утонченным. Это полностью относится как к немецкому мышлению после Лютера, к финскому мышлению после Микаэля Агриколы, так и к русскому мышлению после Кирилла и Мефодия. Вот, что значит «сложение мысли», «логос», единство мысли и слова как результат творческого перевода Библии.Что касается России, то для нее татарское нашествие было страшным бедствием и государственной катастрофой — «погибелью русской земли»[323]
. Русская государственность как нечто самостоятельное была почти уничтожена. Татаро-монгольское иго, продолжавшееся более трехсот лет, оказало самое негативное влияние на государственное устройство Руси. Но, к счастью, оно не было таковым для русской культуры, ибо татары по уровню культуры значительно уступали русскому народу. Поэтому татарское иго не было ни разделом эпох, ни перерывом, ни переломом в историческом творчестве русского народа, его настроений и стремлений. Культура лишь сдвинулась или сместилась к северу, куда орды татар не смогли дойти. В связи с этим, развитие культуры не прерывалось, а, наоборот, продолжалось. Так, XIII век был веком значительных идейно-культурных начинаний: Патерик Печерский, Толковая Палея и ряд других сводов. XIV век знаменует собой прилив южнославянских влияний как прямое продолжение нового культурного движения в Византии — «Возрождение Палеологов», и крепнущие связи с Константинополем и с Афоном. Появляется огромное количество переводов мистико-аскетической литературы: Василия Великого, Диадоха, Исаака Сирина, Исихия, Лествица Симеона Богослова, Ареопагитики и т. д. Нельзя забывать, что XIV век — это век отшельнического и монастырского возрождения на Руси, век преподобного Сергия Радонежского. Именно в это время расцветает Новгородская школа иконописи (Феофан Грек и др.). В XIV и в XV веке Русь переживала как бы новое воздействие Византии. Но это культурное оживление было кануном кризиса и разрыва. И это был прежде всего не культурный кризис, а национально-государственный кризис, связанный с пробуждением религиозно-политического самосознания, с государственным ростом Москвы, с потребностью церковно-политической независимости от Константинополя.