Место, роль и значение религий в современном мире

Нередко можно слышать в адрес Православной церкви упреки в ее «отсталости», «окостенении», «догматизме», «ортодоксальности» и т. д. По поводу этих упреков следует сказать, что они не по адресу, как не по адресу и обвинения Православной церкви в том, что она слишком тесно связана с государством, не идет в ногу со временем и т. д. и т. п. Г. Флоровский показал, что именно через возврат к святоотеческим истокам — основа духовного возрождения не только самой Церкви, но и всей России, ибо в святоотеческой традиции сокрыты неистощимые творческие силы, соединение науки, истории и глубочайшей и высочайшей духовности, которые обусловливают воцерковление мысли и воли именно как живое вхождение в разум истины. В этом — неиссякаемая мощь и сила православия, возрождающая, претворяющая и утверждающая подлинно христианскую, человеческую жизнь, наполненную глубочайшим смыслом и содержанием.

Да, Православная Церковь всегда активно участвовала в государственном строительстве, в формировании российской государственности и Российского Государства, но она участвовала не как государственное учреждение, а именно как Церковь, формируя души людей, их духовность, их веру, их волю, характер, духовные качества русского народа, его мораль и нравственность, основы гражданского сознания, поведения и права, основы той высокой культуры, которая будет удивлять весь мир.

Следует отметить, что Патриарх Никон внес свой весьма заметный вклад в формирование и развитие российской государственности и Российского государства и именно с позиций святоотеческого учения и учения Православной церкви.

Если, например, говорить о воздействии интеллектуальных факторов на возникновение, формирование и развитие русской государственности, то следует обратить внимание на то, что в истории русской мысли всегда было много загадочного, непонятного, таинственного и необъяснимого. Кто и как может объяснить слишком долгое и запоздалое пробуждение русской мысли вообще? Если Русь многое, и, в частности, государственность, переняла от Византии, то вызывает удивление сочетание «многоглаголивой» Византии и «тихой и молчаливой», почти «немой» Руси. Что это такое? Отчего столько веков молчала Русь и не могла выразить себя и свое многообразное бытие и существование, скажем, в слове? Отчего она молчала и безмолвствовала столько времени — от тяжелых раздумий о своем житье-бытье, от возвышенных мыслей о Боге, от косности и лени духовной, или от иллюзорных мечтаний и полусонных состояний исторической дремоты?

Правда, она все-таки высказывалась и довольно определенно и глубоко. Но в чем и как? — В древнерусской иконе, которая заменила русскому народу и литературу, и философию, и мораль, и право, не говоря уже о богословии. «За молчаливые допетровские века многое было испытано и пережито. И русская икона с какой-то вещественной бесспорностью свидетельствует о сложности и глубине, о подлинном изяществе древнерусского духовного опыта, о творческой мощи русского духа. С основанием говорят о русской иконописи, как об «умозрении в красках»… И все же древнерусская культура оставалась безгласной и точно немой. Русский дух не сказался в словесном и мысленном творчестве… Эта невысказанность и недосказанность часто кажется болезненной. Иногда здесь видели простую отсталость и примитивность, и объясняли это византийскими связями древней Руси, роковым влиянием жалкой Византии»[317], — так писал об этом феномене выдающийся русский мыслитель и богослов протоиерей Георгий Флоровский.

Но упреки в отсталости Византии и Руси того времени, в некультурности и необразованности совершенно несостоятельны, ибо Византия в то время была единственно подлинно культурной страной во всем западном или европейском мире. Да и позже она оставалась живым культурным очагом с высоким творческим напряжением. А много позже, в самый канун своего падения — политического и государственного распада и крушения Византийская культура и религиозность переживают новый подъем, отблеск которого ложится на все итальянское Возрождение. В этом смысле древнерусский кризис был не кризисом от отсталости и от бескультурности, а кризисом культуры. «Это был подлинный кризис культуры, кризис Византийской культуры в русском духе. В самый решительный момент русского национально-исторического самоопределения Византийские традиции прервались, Византийское наследие было оставлено и полузабыто. В этом отречении “от греков” завязка и существо Московского кризиса культуры»[318].