Метафизика Петербурга. Немецкий дух

Для русского человека, обвинение в занятиях тайными науками несло не меньшую опасность. Достаточно напомнить, что когда политические противники такого крупного деятеля, как Сильвестр Медведев, не смогли расправиться с ним силой разумных доводов, он был отправлен на плаху по обвинению именно в "чернокнижии". Казнили нашего видного просветтеля на Лобном месте, напротив Спасских ворот, через два года после К.Кульмана.

Нужно сказать, что в занятиях чернокнижием Медведев был, насколько можно судить на основании доступных нам документов, решительно неповинен. При этом, однако, он имел немало знакомых в Немецкой слободе, и боролся за воплощение в жизнь учебного заведения западного типа – Славяно-греко-латинской академии. Разумеется, мы говорим здесь только о замысле, но не о его воплощении в жизнь, проведенном братьями Лихудами в духе, совершенно противоположном мечтам Сильвестра.

Астрологические послания Энгельгардта

Так обстояли дела во времена молодого Петра, пусть пока связанного по рукам и ногам ревнителями старины. Что же тогда говорить о более ранних временах – хотя бы тишайшего царя Алексея Михайловича! Примерно так могли бы мы воскликнуть, под впечатлением мрачных расправ, практиковавшихся молодцами "из железных ворот" Преображенского приказа и других, родственных ему по духу карательных заведений. Издав это восклицание, мы были бы в общем правы, однако прошли бы мимо удивительно интересного эпизода отечественной истории. Он состоял, ни много ни мало, в непосредственном знакомстве православного царя с основами современного ему европейского оккультизма. Посредником в этом знакомстве был лейб-медик царя, по имени Андреас Энгельгардт.

Энгельгардт был по происхождению немец, уроженец Нижней Саксонии, и по религии протестант. Получив диплом знаменитого Лейденского университета и защитив докторскую диссертацию в менее известном, но также солидном Франекерском университете, он около десяти лет проработал в голландских и северно-немецких городах и приобрел самую положительную репутацию как у коллег, так и среди пациентов. Прослышав о быстро шедшем в гору молодом докторе, любекский купец Иоганн фон Горн, подвизавшийся в качестве агента московского правительства, снесся с ним и известил, что при царском дворе есть вакансия для хорошего врача.

В рекомендательном письме, подписанном представителями властей города Любека, Энгельгардт был даже аттестован как "честнейший, славнейший и изряднейший доктор", что было, по всей видимости, близко к истине [153] . Как мы видим и на этом примере, традиционные еще для новгородских времен деловые контакты с ганзейскими городами Северной Германии сохранили свою силу и для эпохи Московской Руси.

В результате переговоров, ранней зимой 1656 года, "доктор Андрей Энгерт", как его вскоре стали у нас для простоты называть, приехал в Москву, получил колоссальный оклад и приказ поселиться в Ново-Немецкой слободе. Через шесть лет, заслужив милость царя и сделав карьеру при дворе, немецкий врач переселился поближе к венчанному пациенту, а именно на Тверскую улицу, где поместился в палатах, принадлежавших прежде того одному русскому князю. Как видим, в этом случае – и для данного, отдельно взятого иноземца, закон у нас и тогда не был писан. Колоритные, а главное, много говорящие современному читателю подробности этого рода были щедро рассыпаны по жизненному пути доктора Энгельгардта. Для нас будет важнее один эпизод, связанный с астрологическими познаниями немецкого врача.

Под Рождество 1664 года, царь обратился к доктору Энгельгардту с несколько неожиданным запросом. Он переслал ему три выпущенных в немецких землях календаря, содержавших астрологические прогнозы, обещавшие европейским странам на ближайшее время всяческие беды. В Западной Европе тогда быстро распространялась чума. Вдобавок, на небе появилась хвостатая звезда, хорошо видная в Москве по ночам, да еще и крутившая временами лохматым хвостом из стороны в сторону. По совокупности этих причин, государь пожелал узнать мнение своего медика касательно перспектив на ближайшие годы государства Российского.

Как нам уже довелось отметить выше, астрологические выкладки входили тогда в искусство врача на правах его неотъемлемой части. Вот почему в своем ответе, написанном достаточно быстро, доктор думал не о том, чтобы скрывать свои знания, но только о том, чтобы получше их показать. Признав неблагоприятное расположение Сатурна и Марса, немец отметил, что никакой особой угрозы он в их расположении не видит.

Однако, добавил он с неподражаемым пессимизмом, если уж Бог пошлет людям бедствие – то оно, надо думать, будет всеобщим, так что погибнем все ("от чего, впрочем, да благосклонно избавит всемилостивый Иисус", – сразу же добавил Энгельгардт). Все это рассуждение позволяет нам оценить как протестантскую прямоту доктора, так и приобретенные им при московском дворе навыки дипломатического обхождения.