Метафора Отца и желание аналитика. Сексуация и ее преобразование в анализе

Сомнения, которые порождает эта картезианская по духу бдительность, могут принести анализирующему некоторую пользу, хотя невозможно не заметить того простодушия, с которым они требуют от него исповедального ответа в духе «да, да – нет, нет», исключая описанные выше варианты, порожденные различием содержания аналитической техники и акта ее применения. Важнее всего здесь то, что предлагаемый анализом контрпереноса источник бдительности вступает в противоречие с позицией вмешательства на уровне желания аналитика.

Ставка на контрпереносный контроль позволяет прежде всего обойти, отставить в сторону проблему, нерешенность которой с самого возникновения анализа больше всего вредила его репутации в глазах науки, подчеркивавшей, что к аналитическим интерпретациям неприменима категория фактической истины. Аналитики встречают эти обвинения с равнодушием, едва скрывающим раздражение самой постановкой вопроса, и тем самым пассивно отказываются принять его в поставленном виде. На деле признание подобной неприменимости не составляет для анализа никакой проблемы при условии, что аналитический субъект способен указать на оригинальный источник уверенности, на которую он в своей практике опирается. Интерпретация не нуждается в инстанции истины не потому, что аналитику дозволено вершить любой произвол, а поскольку сама на уровне акта реализует не необходимость быть «достаточно хорошим аналитиком», а тревогу аналитика в отношении речи анализанта. Градус требования со стороны анализанта в какой-то момент достигает той отметки, где желание, лежащее в основании фрейдовской практики, взыскует остановки и смены логических координат посредством фиксации требования. Интерпретация целит не в истину, а в ту точку, где желание пациента совпадает с тревогой в желании аналитика и тем самым обнаруживает себя на сцене анализа.

Таким образом, если отбросить профессиональные рационализации, все претензии к Райху сводились к тому, что его желание, даже если признать его недостаточно взятым под контрпереносный контроль, несомненно принадлежало самому Фрейду, который не преминул бы точно таким же образом поставить происходящее в анализе под вопрос. Райх скандализирует профессиональное сообщество не подчинением аналитической техники своим собственным «непроработанным побуждениям», а тем, что за его жестом слишком неприкрыто угадывается желание основателя анализа. В этом смысле масштабная кампания контрпереноса служила исключительно тому, чтобы скрыть, а впоследствии преодолеть зависимость от фрейдовского желания, для чего понадобился весь психологический балласт индивидуальных интересов и личных аффектов аналитика.

Принято считать, что лакановское вмешательство позволило аналитикам, объединившимся вокруг его учения, полностью избавиться от подобной психологической постановки вопроса. В то же время многолетние усилия лакановских комментаторов не только не способствовали ее искоренению, но лишь укрепили ее. Нарастающая путаница вокруг понятия «желания аналитика» в конечном счете приводит к тому, что сквозь новую лакановскую терминологию проступает старая культура дрессировки специалиста. К аналитику вновь предъявляют требование следить за собой, которое теперь звучит как призыв «оставаться на позициях желания аналитика». Контраст между созданной лакановским анализом изощренной теоретической культурой и наивной буквальностью подобных требований указывает на наличие в обновленной аналитической практике бреши, пустой полости, вокруг которой она замыкается.

Напротив, неопределенность ситуации с желанием аналитика исключает позицию, которую можно было бы раз навсегда обозначить и занять посредством соблюдения аналитической техники. Большинство аналитиков справляются с этим самостоятельно, пользуясь множеством неаналитических жестов, что подтверждают отчетные материалы супервизируемых случаев, доклады, журнальные статьи, авторы которых предстают в своей речи субъектами не столько следующими аналитическому желанию, сколько исполняющими требование. Неслучайно сами материалы практики предоставляются специалистами в ответ на требование в той или иной форме отчитаться, что именно было сделано в анализе за истекший период. Такого рода вмешательства со стороны инстанции требования в анализе случаются гораздо чаще, чем принято считать. Даже действия специалиста внутри анализа, включая интерпретацию, нередко продиктованы не работой тревоги, а ощущаемой аналитиком настоятельной необходимостью произвести определенную работу, заполнить затянувшуюся паузу, поддержать нестойкое намерение анализируемого оставаться в анализе. Если эти обстоятельства не вызывают в среде клиницистов широкого беспокойства, то объяснить это можно лишь тем, что они безразличны для анализа как такового – обычно они практикуются не вместо него, а наряду с ним.