Практически вся деятельность последнего представляет собой неудачу именно там, где он мог бы выступить для другого чутким наставником, консультантом. Его чрезмерную чувствительность к чужим промахам часто путают с педантизмом и перфекционизмом, помещенными в тот анальный регистр, в котором желание такого невротика действительно легко угадывается. На деле связь между тем и другим опосредована, поскольку адресованное другому обсессивное требование показать высочайший результат отсылает вовсе не к старательности. Тщательность ценима невротиком навязчивости, поскольку гарантирует не столько успешное выполнение конкретной задачи, сколько непредсказуемый по своим характеристикам успех в публичном измерении – в области достижений, которые ассоциируются в обществе с авторитетом и, возможно, славой, пусть даже самой скромной. Невротическое желание концентрируется вокруг этой перспективы столь настойчиво, что немалую часть анализа порой отнимают попытки найти что-то за ее пределами.
Здесь лежит ключ к разрешению той путаницы, с которой сопряжено аналитическое ведение невроза навязчивости, обнаруживающее несоответствие поведения реального невротика такого типа кочующим из учебника в учебник основным его признакам: например, ригидности в поступках или болезненной аккуратности в быту. В реальности, даже выказывая тесную связь своего наслаждения с экскрементальным объектом, субъект навязчивости редко демонстрирует идеальное реактивное образование (Reaktionsbildung) в форме одержимости упорядоченностью и стерильностью. Прояснение его привычек зачастую вскрывает не более чем налет бытового консерватизма. Никакое исключительное прилежание такому субъекту не свойственно – напротив, при малейшей возможности он предается безудержной прокрастинации.
Однако непременно обнаружится сфера, в которой обсессик занят деятельностью, характеризующейся максимальным уровнем требовательности. Примечательно, что она востребует все его желание целиком: независимо от того, удается ли субъекту в ней значительно преуспеть, все прочие стороны его жизни, в том числе сугубо частные, оказываются отмечены попытками отправлять желание уже сложившимся на основе этой деятельности образом. Это и вызывает к жизни пресловутые компульсивности, постоянные обсессивные заторы в действиях, которые непременно нужно выполнить определенным образом, – явления, которые медикалистский подход, не видя их причин, искусственно обособляет в симптом.
Описываемая деятельность непременно разворачивается в сфере, не обязательно являющейся публичной, но где тем не менее возможны определенные достижения и формирование репутации на их основе. Этим объясняется перманентное недовольство невротика тем, как обстоят дела в области, в которой он скромно полагает себя более сведущим или, во всяком случае, менее глухим и нечутким, чем признанные авторитеты. В то же время при всем честолюбии навязчивого субъекта свой основной вклад он постоянно совершает в репутацию кого-то другого, что не может не привлечь внимание аналитика. Всю свою критичность субъект адресует уже снискавшему успех проекту, где слава того, за кем он наблюдает, налицо, но без подсказок со стороны обсессика как будто не может избежать присущих ей ключевых изъянов, которые и вызывают его обостренный интерес. При этом, в отличие от навязчивого типа, сошедшего со страниц медицинского справочника, обсессивный субъект интересуется вовсе не отдельными штрихами, призванными довести произведение до совершенства. В признанном проекте его возмущает лежащее в его основе лицемерие, связанное с тем, что заявленному уровню этот проект на деле соответствует далеко не всегда. Невротик навязчивости не только знает, как лучше, в этом отношении ничем не отличаясь от любого из нас; его миссия гораздо амбициознее – он знает, где другой оступился, где он предал свое желание. Сходство с известным аналитическим императивом «не уступать в своем желании» делает близость обсессивной и психоаналитической позиций еще более очевидной.