В середине дня мы наткнулись на миниатюрный ручей с пресной водой, текущий на восток. Эта счастливая находка буквально спасла нас от обезвоживания, которое особенно сильно проявлялось у Шарлотты — её моча уже была тёмно-желтого цвета, а язык превратился в наждак, царапающий потрескавшиеся губы.
Кажется, я неосознанно радовалась тому, что у меня появилась союзница, которой я могу доверять. Мы мало говорили, пытаясь издавать как можно меньше звуков в этом злачном месте, но звук шагающих рядом шагов явно придавал нам уверенности в себе.
Хотя днем и стало относительно тепло, и солнечные лучи скользили по стволам деревьев, к вечеру снова похолодало. Яркие лучи красного, по-настоящему осеннего солнца пробивались сквозь кривые ветви деревьев, словно цепляясь за них и разрываясь на клочки. Только во второй половине дня я заметила, что листья на деревьях начали мельчать, а уже к вечеру половина деревьев, окружающих нас со всех сторон, и вовсе стояла без лиственной шапки.
На самом закате мы наткнулись на «прозрачную» яблоню. Она получила своё название от своих плодов, которые на свету были настолько прозрачными, что можно было рассмотреть их семечки. Сначала мы попытались потрясти дерево, но я изначально знала, что это дохлый номер — спелые яблоки с этого дерева никогда не падают. Обычно ими питаются птицы и висят яблоки на дереве до глубокой зимы, после чего начинают гниение. Только сгнившее яблоко опадает на землю, поэтому Шарлотта полезла наверх, а я осталась ловить плоды, которые она по одному бросала мне в руки. Яблок оказалась ровно дюжина, и я сдерживала себя, чтобы не вгрызться в одно из них прежде, чем Шарлотта спуститься на землю. Когда вся добыча, наконец была сложена в мешок и Шарлотта в третий раз перепроверила оголенные ветви дерева, мы прошли еще метров двести, параллельно съев по три яблока, после чего наткнулись на огромное дерево, которое в два раза превышало своими размерами стандартный дуб. Шарлотта предложила обустроиться на нем на ночь, но я, помявшись и перекинув свой вес с ноги на ногу, предложила воспользоваться более мелким деревом — каштаном, растущим в пятидесяти шагах на северо-запад от неизвестного нам гиганта. Прежде я бы согласилась с Шарлоттой остановиться на этом красавце, но после опыта с деревом «пожирателем», я решила не рисковать. Шарлотту устроили мои доводы и уже через полчаса мы сидели на ветвях каштана, листва которого превратилась в коричневую шелуху, и вгрызались в очередное яблоко. Плоды прозрачной яблони всегда были медово-сладкими, но настолько холодными, что при их поедании челюсть буквально сводило. Эльфрик говорил, что эти яблоки накапливают в себе холодные лучи осеннего солнца и чем плоды прохладнее, тем больше в них лучей.
Поднеся надкусанное яблоко к лицу, я наслаждалась тем, как оно купается в солнечных лучах заходящего алого солнца и, хмурясь, думала о том, что Эльфрик всегда знал больше, чем я могла себе объяснить.
После передачи караула Шарлотте, я закрыла глаза, прежде пристально смотрящие на пульсирующую полярную звезду, и попыталась заснуть, что, из-за усиливающегося холода, не далось мне легко. Во сне я слышала клацанье собственных зубов и судорожное дыхание Шарлотты, сидящей на соседней ветке.
На сей раз, я проснулась не от того, что меня растормошила Шарлотта, а от того, что во сне меня толкнул Эльфрик. Точнее это был не Эльфрик… Мне снилось, будто я с Эльфриком стаю на верхушке оврага и перед нами разливаются холодные лучи оранжево-красного солнца, которое бывает только на исходе поздней осени. Деревья почти сбросили всю свою листву, и под ногами шуршит океан из их ало-коричневого одеяния. В правой руке я держу три диких утки, а в левой еще две, поэтому не могу прикрыть глаза от ярких лучей солнца, почти скрывшегося за горизонтом, и на душе так хорошо… Я дома. Не в Кантоне-А, а дома… С улыбающимся Эльфриком, в лесу за стеной… Кажется, после этой зимы мы всё-таки решимся уйти в лес, Эльфрик возьмет с собой Дельфину, её сестру и племянницу… Хорошо… Улыбаясь, я оборачиваюсь на стоящего за моим левым плечом Эльфрика и встречаюсь с его сияющим взглядом. Уголки его губ приподняты, а вокруг небесных глаз рассыпаются добрые морщинки…
— Ты должна продержаться девять-одиннадцать дней, прежде чем я найду тебя и смогу помочь выбраться из этой мясорубки, — звучат до боли знакомые слова из уст Эльфрика и внезапно он перестает улыбаться, и передо мной уже не Эльфрик вовсе, а Платина, которому принадлежат эти слова, сказанные за сутки перед началом Турнира. Он стоит слишком близко, так близко, что хочется кричать. Подсознание воссоздает картину, рассказанную мне Скарлетт, в которой Золото и Платина убивают родную кузину первого, как только находят её в Ристалище. — Оставляй отметки, — снова возвращает меня к оврагу Платина. — Я найду тебя на одиннадцатый день.