Метаморфозы

        Вот прикоснулась она к немому бескровному телу,

        Милые члены держа в объятии крыльев недавних,

        Тщетно лобзанья ему расточает холодные клювом.

        То ли почувствовал он, иль почудилось ей, что приподнял

740 Он из прибоя лицо, толкуют по-разному; только

        Чувствовал он. Наконец пожалели их боги, и оба

        В птиц превратились они; меж ними такой же осталась,

        Року покорна, любовь; у птиц не расторгся их прежний

        Брачный союз: сочетают тела и детей производят.

745 Зимней порою семь дней безмятежных сидит Алкиона

        Смирно на яйцах в гнезде, над волнами витающем моря.

        По морю путь безопасен тогда: сторожит свои ветры,

        Не выпуская, Эол, предоставивши море внучатам.

        Некий старик увидал, как они по широким просторам

750 Носятся, и похвалил их любовь, неизменную вечно.

        Некий другой, или, может быть, он, говорит: «Но и эта

        Птица, которую ты замечаешь в морях, на поджатых

        Ножках, этот нырок, широко раскрывающий глотку,

        Тоже потомство царей. Коль имеешь охоту спуститься

755 По родословной к нему, то знай, что предки у птицы —

        Ил, Ассарак, Ганимед, что Юпитером в небо похищен,

        Старец Лаомедонт и Приам, последние Трои

        Дни переживший: нырок был некогда Гектору братом.

        Если б его не застигла судьба в его юности ранней,

760 Может быть, не был бы он и по имени Гектора ниже.

        Хоть и Димантова дочь[488] породила младенца, однако

        Ходит молва, что Эсак был тайно на Иде тенистой

        Алексироей рожден, отец же Граник ей двурогий.[489]

        Он не любил городов. Из пышных хором убегал он

765 В чащи глухие лесов, в местах проводил свое время

        Необитаемых, — гость в илионских собраниях редкий.

        Всё же был сердцем не груб, не была для любви недоступна

        Грудь его. Часто в лесах ловил он Гесперию-нимфу.

        Раз увидал он ее на бреге родимом Кебрена,

770 Как, по плечам распустив волоса, их сушила на солнце.

        Нимфа бежит от него, как от серого волка в испуге

        Лань, как, попавшись вдали от привычного озера, утка

        Мчится от ястреба. Так и троянский герой догоняет

        Нимфу, так, быстр в любви, настигает он быструю в беге.

775 Вдруг, в траве не видна, убегающей ногу гадюка

        Зубом пронзила кривым и яд свой оставила в теле.

        Кончились бегство и жизнь. Бездыханную нимфу безумный

        Обнял Эсак и кричит: «О, зачем, о, зачем догонял я!

        Не побоялся змеи! Не желал я подобной победы!

780 Бедную ныне тебя мы вдвоем погубили: гадюка

        Ранила, я же — причиною был, и змеи нечестивей

        Буду, коль в смерти своей не найду искупления смерти!»

        Вымолвил — и со скалы, шумящим подточенной морем,

        Кинулся в волны. Его пожалела Тетида, и мягким

785 Было паденье его: поплывшего в море одела

        Перьями. Не получил на желанную смерть изволенья

        Любящий и возмущен, что жить против воли придется;

        Против себя восстает, из жилища несчастного жаждет

        Выпрянуть — и уж от плеч молодые подъемлются крылья,

790 Вот он взлетает и вновь повергается телом на волны.

        Крылья смягчают удар; в неистовстве вглубь головою

        Мчится Эсак, без конца вновь смерти дорогу пытая.

        Он исхудал от любви; на ногах его длинны суставы,

        Так же и шея длинна; голова же — далёко от тела.

795 Любит моря, и прозванье его — от ныряния в море».

КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ

        Старый не ведал Приам, что Эсак, став отныне пернатым,

        Жив, — и рыдал. Над холмом, на котором лишь значилось имя,[490]

        С братьями вместе свершал поминки напрасные Гектор.

        И лишь Парис не присутствовал там на печальных обрядах.

5      Только что долгую брань, похитив супругу,[491] занес он

        В землю родную свою, и тысяча следом союзных

        Шла кораблей и на них всем скопом народы пеласгов,

        И не замедлила б месть, когда бы свирепые ветры

        По морю путь не прервали, когда б в земле Беотийской

10   Не задержала судов изобильная рыбой Авлида[492].

        Жертву Юпитеру, тут по обычаю предков готовить

        Стали, и древний алтарь уж зарделся огнем возожженным;

        Вдруг увидали змею голубую данайцы[493]: всползала

        Вверх по платану она поблизости начатой жертвы.

15   Было в вершине гнездо, в нем восемь птенцов находилось;

        Всех их, также и мать, что летала вкруг горькой утраты,

        Вдруг пожирает змея и в жадной скрывает утробе.

        Остолбенела толпа, но, правды провидец, гадатель,

        Фестора сын[494] говорит: «Победим! Веселитесь, пеласги!»

20   Троя падет, но наши труды долговременны будут,

        Девять же птиц как девять годов он брани толкует.

        Молвил, змея ж, как была обнявшей зеленые ветки,

        Камнем стала, но вид навсегда сохранила змеиный.

        Все ж продолжает Нерей в аонийских свирепствовать водах,

25   Воинств не хочет везти. Полагают иные, что стены

        Трои жалеет Нептун, ибо он вкруг града возвел их, —

        Только не Фестора сын: он не может не знать, не скрывает,

        Что укротить надлежит гнев Девы-богини[495] — девичьей

        Кровью. Когда победило любовь всенародное дело,

30   Царь[496] — отца победил, и, чтоб чистой пожертвовать кровью,

        Пред алтарем, меж рыдавших жрецов, Ифигения стала, —

        Покорена богиня была: всем очи покрыла

        Облаком вдруг и в толпе, при служенье, меж гласов молебных,

        Деву Микен, — говорят, — заменила подставленной ланью.

35   Лишь долженствующим ей убиеньем смягчилась Диана,

        Как одновременно гнев прекратился и Фебы и моря:

        Тысяча тотчас судов, дождавшись попутного ветра