Метаморфозы

225 Выше все правит свой путь. Соседство палящего Солнца

        Крыльев скрепление — воск благовонный — огнем размягчило;

        Воск, растопившись, потек; и голыми машет руками

        Юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух.

        Приняты были уста, что отца призывали на помощь,

230 Морем лазурным, с тех пор от него получившим названье.[360]

        В горе отец — уже не отец! — повторяет: «Икар мой!

        Где ты, Икар? — говорит, — в каком я найду тебя крае?»

        Все повторял он: «Икар!» — но перья увидел на водах;

        Проклял искусство свое, погребенью сыновнее тело

235 Предал, и оный предел сохранил погребенного имя.[361]

        Но увидала тогда, как несчастного сына останки

        Скорбный хоронит отец, куропатка-болтунья в болоте,

        Крыльями бить начала, выражая кудахтаньем радость, —

        Птица, — в то время одна из невиданной этой породы, —

240 Ставшая птицей едва, постоянный укор тебе, Дедал!

        Судеб не зная, сестра ему поручила наукам

        Сына учить своего — двенадцать исполнилось только

        Мальчику лет, и умом способен он был к обученью.

        Как-то спинного хребта рассмотрев у рыбы приметы,

245 Взял он его образцом и нарезал на остром железе

        Ряд непрерывный зубцов: открыл пилы примененье.

        Первый единым узлом связал он две ножки железных,

        Чтобы, когда друг от друга они в расстоянии равном,

        Твердо стояла одна, другая же круг обводила.

250 Дедал завидовать стал; со священной твердыни Минервы

        Сбросил питомца стремглав и солгал, что упал он. Но мальчик

        Принят Палладою был, благосклонной к талантам; он в птицу

        Был обращен и летел по воздуху, в перья одетый.

        Сила, однако, ума столь быстрого в крылья и лапы

255 Вся перешла; а прозванье при нем остается былое.

        Все-таки в воздух взлететь куропатка высоко не может,

        Гнезд не свивает себе на ветвях и высоких вершинах;

        Низко летает она и кладет по кустарникам яйца:

        Высей страшится она, о падении помня давнишнем.

260 Был утомленный уже Этнейскою принят землею[362]

        Дедал; защиты молил, — и мечом оградил его Кокал:

        Милостив к Дедалу был. Уже перестали Афины

        Криту плачевную дань выплачивать, — слава Тезею!

        Храмы — в венках, и народ к ратоборной взывает Минерве,

265 И Громовержцу-отцу, и к прочим богам, почитая

        Кровью обетною их, дарами и дымом курильниц.

        Распространила молва перелетная имя Тезея

        По Арголиде по всей, и богатой Ахайи народы

        Помощи стали молить у него в их бедствии тяжком.

270 Помощи стал Калидон[363] умолять, хоть имел Мелеагра.

        Полный тревоги, просил смиренно: причиной же просьбы

        Вепрь, был, — Дианы слуга и ее оскорбления мститель.

        Царь Оэней, говорят, урожайного года начатки

        Вышним принес: Церере плоды, вино же Лиэю[364],

275 Сок он Палладин возлил белокурой богине Минерве.[365]

        Эта завидная честь, начиная от сельских, досталась

        Всем олимпийским богам; одни без курений остались,

        Как говорят, алтари обойденной Латониной дщери.

        Свойственен гнев и богам. «Безнаказанно мы не потерпим!

280 Пусть нам почтения нет, — не скажут, что нет нам отмщенья!» —

        Молвит она и в обиде своей на поля Оэнея

        Вепря-мстителя шлет: быков столь крупных в Эпире

        Нет луговом, не увидишь таких и в полях сицилийских.

        Кровью сверкают глаза и пламенем; шея крутая;

285 Часто щетина торчит, наконечникам копий подобно, —

        Целой оградой стоит, как высокие копья, щетина.

        Хрюкает хрипло кабан, и, кипя, по бокам его мощным

        Пена бежит, а клыки — клыкам подобны индийским,

        Молния пышет из уст: листва от дыханья сгорает.

290 То в зеленях он потопчет посев молодой, то надежду

        Пахаря — зрелый посев на горе хозяину срежет.

        Губит хлеба на корню, Церерину ниву. Напрасно

        Токи и житницы ждут обещанных им урожаев.

        С длинною вместе лозой тяжелые валятся гроздья,

295 Ягоды с веткой лежат зеленеющей вечно маслины.

        Буйствует он и в стадах; уже ни пастух, ни собака,

        Лютые даже быки защитить скотину не могут.

        Люди бегут и себя в безопасности чувствуют только

        За городскою стеной. Но вот Мелеагр и отборных

300 Юношей местных отряд собираются в чаянье славы:

        Два близнеца,[366] Тиндарея сыны, тот — славный наездник,

        Этот — кулачный боец; Ясон, мореплаватель первый,

        И с Пирифоем Тезей, — сама безупречная дружба, —

        Два Фестиада, Линкей, Афарея потомок,[367] его же

305 Семя — проворный Идас и Кеней[368], тогда уж не дева,[369]

        Нравом жестокий Левкипп и Акаст, прославленный дротом,

        И Гиппотой, к Дриант, и рожденный Аминтором Феникс,

        Актора ровни-сыны и Филей, из Элиды посланец,

        И Теламон, и отец Ахилла великого был там,

310 С Феретиадом. там был Иолай, гиантиец по роду,

        Доблестный Эвритион, Эхион, бегун необорный,

        И парикиец Лелег, Панопей и Гилей, и свирепый

        Гиппас, и в те времена совсем еще юноша — Нестор;

        Те, что из древних Амикл отправлены Гиппокоонтом;

315 И паррасиец Анкей с Пенелопиным свекром Лаэртом;

        Мудрый пришел Ампикид, супругой еще не погублен,

        Эклид и — рощ ликейских краса — тегеянка-дева;

        Сверху одежда ее скреплялась гладкою пряжкой,

        Волосы просто легли, в единственный собраны узел;

320 И, повисая с плеча, позванивал кости слоновой

        Стрел хранитель — колчан; свой лук она левой держала.

        Девы таков был убор; о лице я сказал бы: для девы

        Отрочье слишком лицо, и слишком для отрока девье.