Метаморфозы. Новая история философии

В 1780–90-е годы вера в то, что врачи могут диагностировать «социальные заболевания» в дополнение к клиническому лечению отдельных пациентов, породила жанр «медицинской журналистики». Для некоторых Революция сама по себе была «целебным» событием. Например, утверждалось, что нервные заболевания в Париже практически исчезли с момента начала Революции, что объяснялось тем, что ленивая и апатичная лень богатых уступила место возрождённой заботе и волнениям тех, кто способен вовлечь в деятельность свою душу. Иными словами, политика приходила на помощь медицине. Более того, с точки зрения историка Карлоса Лопеса-Бельтрана[160], концепция биологической наследственности первоначально утвердилась как раз в медицинском мире, сам термин «наследственный» впервые появился в европейских словарях и энциклопедиях в начале XVIII века применительно к наследованию болезней. Наконец, даже во время Террора (июнь – июль 1794 года) Кондорсе писал о своих надеждах на то, что человеческая раса достигнет совершенства с помощью надлежащего научного и медицинского управления физической природной средой. Как и Буффон, Кондорсе в целом был сосредоточен на потенциальных положительных результатах для общества в целом надлежащего управления наследственностью и применения гигиенической медицины, в отличие от значительно позднее сформировавшейся тенденции сосредотачиваться на угрозе наследственных патологий отдельной семьи или индивида.

Тот же Кабанис опирался на сенсуалистский аргумент Д. Локка о том, что чувственные впечатления являются источником всех идей, и на «науку идеологии» Дестюта де Траси (1754–1836)[161], согласно которой все человеческие идеи можно изучать как феномены чувствительности. Влияние сенсуализма сформировало особые методы Кабаниса по совершенствованию людей и человеческого общества: «идеология» предполагала существование связи между моральным и физическим, которая позволяла каждому оказывать влияние на другого, и одним из последствий было то, что окружающая среда могла глубоко изменить человеческий вид. Таким образом, для Кабаниса улучшение человечества требовало не только репродуктивной гигиены с помощью методов «размножения», но и управления окружением людей и их сенсорными стимулами. Он считал важным тщательное культивирование чувственных впечатлений, которые должны были получать люди. Миру природы здесь отводилась особенно важная роль: с конца XVIII века французские естественно-исторические труды, большая часть которых была стилизована под Ж.-Ж. Руссо, изображали созерцание природы как средство, с помощью которого люди могли бы нравственно улучшить себя. Действительно, мир природы был источником моральной чувствительности: во-первых, он предоставлял захватывающие зрелища, на которые утончённые наблюдатели могли смотреть, чтобы развивать своё моральное чувство, и, во-вторых, изучение чувственного происхождения идей означало также изучение чувственного происхождения добродетели и хорошей гражданской позиции. Организаторы экстравагантных революционных фестивалей даже сравнивали психику человека с «мягким воском» или «глиной», на которой можно что-то штамповать или отпечатывать.

Имевший медицинское образование Кабанис стал влиятельным реформатором медицины своего времени. Его идеи об управлении и реформировании общества были основаны на его физиологических теориях и были направлены на то, чтобы произвести моральные изменения через физическую среду. Эта стратегия включала относительно простые меры, такие как обеспечение пациентов больницы чистым, свежим воздухом, а не тесными и грязными помещениями. Но Кабанис также выступал за то, чтобы врачи играли гораздо бо́льшую роль в обществе, в том числе в качестве советников педагогов и законодателей. По его мнению, искусство врача состояло в том, чтобы совершенствовать работу природы, должным образом развивая способности и даже, в конечном счёте, создавая «новые органы». Таким образом, там, где та или иная теория наследственности говорила о неизменности биологических исходов, Кабанис подчёркивал способность благоразумного врача заботиться о счастье и совершенстве человеческой расы.

Мы видим, что «Идеология» принадлежала к гораздо более широкой традиции антропологической и физиологической медицины, которая сохранялась на протяжении всего начала XIX века, даже несмотря на то, что со временем она стала семантически раздробленной и видоизменилась[162].