Метаморфозы. Новая история философии

Пост-история – это не история, а «историзация»; не склад исторических данных, а процесс её творения, парадоксальным образом её отменяющий, поскольку это уже не человеческая история! Но если это нечто недоступное, и, более того, нам не соразмерное, то, может быть, и вовсе не нужное нам? Такая постановка даже не рассматривается сторонниками «повсеместных вычислений». Напротив, для них «Интернет вещей» (Internet of Things – IoT) есть средство компенсации и преодоления человеческой неадекватности по отношению к цифровому представлению мира. Компьютеры (и, следовательно, Интернет) почти полностью зависят в плане получения информации от людей. Почти все из примерно 50 петабайт данных, доступных на сегодняшний день в Интернете, были впервые собраны или созданы людьми – путём набора текста, нажатия кнопки записи, получения цифрового снимка или сканирования штрих-кода. Но у людей всегда ограничено время, им не хватает внимания и точности в этом деле, а потому они не очень хороши в сборе данных. Вследствие этого им нужно наделить компьютеры их собственными средствами сбора информации, чтобы они могли сами видеть, слышать и обонять мир. Автоматическая идентификация объектов и сенсорные технологии позволяют компьютерам наблюдать, идентифицировать и понимать окружающий мир – без ограничений, связанных с данными, вводимыми человеком. Здесь по умолчанию предполагается, что основной проблемой данных является достоверность представлений, а не сами представления. На философском языке это означает, что мир всегда уже «готов» к передаче данных, а единственная проблема с Интернетом (до внедрения IoT) заключается в том, что этот процесс передачи данных происходит с потерями и неточно из-за ограничений, накладываемых «человеческим фактором». Вот поэтому-то и нужно обойти человека в процессе генерации, оценки, подключения к данным и получения доступа к ним. Обойти человека в процессе сбора данных как раз и позволяют «умные» объекты, которые нарушают традиционную дихотомию субъект/объект, поскольку проявляют «активность» в актах восприятия, сбора и передачи данных. И наоборот, повседневная жизнь конечного пользователя всё более пассивно разворачивается в рамках неуловимо исторических выходных данных различных устройств. Мир, который проходит через протезные органы чувств вычислительной системы оказывается «первичным», а человек взаимодействует уже с готовым, переработанным продуктом (выходами), то есть чем-то вторичным. Получается гомогенизированная гетерогенность: лично переживаемое настоящее время, разворачивающееся на границе ощущений и восприятия переплетается до неразличимости с документальными репрезентациями явлений из других пространств и других мест, других переживаемых «настоящих времён». Так возникает «множественный субъект».

Пройдя через архив повсеместных вычислений, пользователь становится объектом внутри этого архива: это пассивный, страдательный залог. В нём он существует как нечто внешнее по отношению к самому себе: описание самого себя, с которым он впоследствии мог бы ознакомиться. Это интерполяция, которая приводит к интерпелляции. Напомним, что Л. Альтюссер (1918–1990) впервые предложил понятие интерпелляции в работе «Идеология и идеологические аппараты государства» (1970), имея в виду действие полицейского, состоящее в безличном окликании (интерпелляции) «Эй, вы, там!», и последующее оборачивание именно виновного субъекта. Но вчерашний «оклик» – это сегодняшний «клик». Только его производит уже не полицейский, а субъект сам себя «кликает» в смартфоне. Он сам себя формирует. У Л. Альтюссера «существование идеологии и обращение к индивидуумам как к субъектам – одно и то же»[222]. Это означает, что повсеместные вычисления – это сегодняшняя форма существования идеологии.

Мы узнаём что-то благодаря знакомству через субъективно-объективную взаимодополняемость: когда объект снаружи встречается с сенсорными границами нас «здесь». Но что происходит, когда такая встреча не происходит? Например, когда речь идёт о таких объектах, как алгоритмы, которые не имеют прямой точки взаимодополняемости, мы остаёмся лишь со знанием по описанию. Это знание на уровне формальной логики и вывода. Мир становится миром-текстом (архивом), риторическим и основанным на компьютеризированном эмпиризме. Это уже не мир, который документально описывается, но мир, в котором явления основаны на документации.

А потому сами явления – уже и не явления вовсе, но утверждения, суждения. Документы оказываются представлениями, то есть существуют post hoc: что-то уже должно быть или должно было быть представлено. То, что собрано, воссоздаёт явления, которые оно описывает, по своему образу и подобию (imago et similitudo). Карта становится территорией.