Метаморфозы. Новая история философии

Идея интерпретации «естественного» как означающего «божественное»[66] требует, чтобы различие между мнением и знанием стало вопросом степени. Это означает, что «высокая» и «низкая» наука должны стать неразличимы. И этот процесс продолжался на протяжении всего XVII века, до тех пор, пока не был формализован Джорджем Беркли, который сказал, что все причины – это просто знаки. До этого причины были прерогативой «высокой» науки, а знаки – инструментом «низшей». Беркли отождествил их, и, таким образом, Дэвид Юм стал возможен (по выражению Фуко). Так причина и следствие как образцы «строгого» знания в старом смысле, которое было «демонстрацией», с одной стороны, и знаки, эти носители обыденных и даже вульгарных мнений, с другой стороны, стали единым целым. Юм всего лишь завершил силлогизм, сформулированный Беркли. Причины – это знаки, но знаки предполагают то, что обозначается только привычной связью. Рассуждение о причине и следствии, таким образом, является только привычкой и обычаем.

Один из главных предшественников учения Беркли, Н. Мальбранш стремился решить проблему взаимодействия разума и материи путём представления чувств и ощущений как знаков, которые Бог постоянно представляет разуму. Хотя мы склонны думать об этом как о «философской психологии», Лейбниц постоянно напоминает нам, что она началась именно как физика. Точнее, физика и философская психология – это, изначально, одно и то же, каким бы «странным» нам ни казался этот факт сегодня. И философия Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716) – одна из последних отчаянных попыток защитить старую категорию знания. Для этого он должен был поверить, что между реальными вещами во Вселенной нет никакого взаимодействия. При этом для Лейбница категория знания по-прежнему неприкосновенна. Истина – это, в конечном счёте, всё та же «демонстрация». Для любой истины есть достаточная причина, и она может быть доказана априори. Вот только учёные-когнитивисты XX века, как к ним не относись, похоже, доказали, что априоризм подразумевает как раз солипсизм.

По Беркли, наука не открывает нам совокупность знаний, созерцание которых ценно само по себе, «априорно». Цель науки, с его точки зрения, – отнюдь не создание независимого от разума описания «естественного мира». И разница между обывателем и учёным параллельна разнице между компетентным носителем языка и лингвистом.

Вместо репрезентации Беркли предпочитает говорить об отношении «знак – означаемое». Его примеры этого отношения не являются примерами, в которых A и B похожи друг на друга, а скорее являются примерами, в которых связь между A и B совершенно произвольна. Именно такого рода отношения мы находим в языке. Например, в любимом примере самого Беркли, при чтении знаки, напечатанные на странице, не имеют никакого сходства с тем, что ими обозначается. Связь между символами на странице и их значением совершенно произвольна. Превращение чего-либо в знак – это не вопрос добавления к нему каких-либо «натуралистических» свойств. Этот пункт не только обнажает проблему других умов (как мы узнаем, что существуют другие умы?), но и сразу подводит нас к её решению. Ответ Беркли заключается в том, что мы должны искать признаки использования знаков. Там, где мы их найдём, там обязательно будет другой разум. В этом смысле, мир – не более чем медиум между умами, в том числе, в пределе, Божественным. Согласно Беркли, то, что лучше всего убеждает нас в том, что мы имеем дело с другим разумом, – это то, что он разговаривает с нами:

«[Б]олее всего прочего убеждает меня в существовании другого человека то обстоятельство, что он со мною говорит. Я слышу вашу речь – это и есть для меня, в самом строгом философском смысле, лучший аргумент в пользу вашего бытия. [В]едь вы, полагаю, не станете утверждать, будто Господь говорит с людьми столь же ясным и определённым образом, как один человек с другим… [Я] имею в виду не звук речи как таковой, но использование произвольно установленных чувственных знаков, которые не обладают сходством или необходимой связью с обозначаемыми вещами и, однако, при правильном употреблении внушают или показывают моему уму множество вещей, различных по своей природе, времени и месту существования, – и таким образом осведомляют и информируют меня, указывая, как мне следует поступать не только по отношению к настоящим и близким предметам, но также к будущим и отдалённым. И совершенно не важно, написаны эти знаки или произнесены вслух, входят ли они в мой разум через глаза или уши – они имеют одно и то же назначение и в равной степени служат доказательством существования разумной, мыслящей и целесообразно действующей причины»[67].

Парадигматический человеческий дух – это пользователь языка. Все духи обладают способностью использовать идеи для общения. Итак, столкновение с небольшим количеством дискурса является убедительным доказательством того, что вы имеете дело с другим разумом.