Метаморфозы. Новая история философии

Когда кто-то говорит с Вами, то сначала Вы ощущаете один звук, затем другой, затем ещё один и т. д. Непосредственные объекты этих чувств сами по себе совершенно лишены содержания, бессмысленны. Таким образом, парадоксально, но мир можно познать, только отказавшись от идеи его научной разумности и упорядоченности, идеи репрезентации и отражения! Иными словами, нет никакого естественного «свойства», которое делало бы что-то дискурсом. Когда мы только начинаем изучать язык, то сначала запоминаем произвольные связи между словами и их значениями. Постепенно эти связи становятся настолько глубоко укоренившимися, что мы склонны забывать, что они вовсе не являются «необходимыми» связями. Поэтому Беркли и говорит, что путь к знанию требует не того, чтобы мы приподнимали некую предполагаемую завесу идей, а скорее того, чтобы мы опускали «завесу слов».

Превращая что-то в дискурс, субъект берёт некоторую коллекцию разумных вещей, которые должны быть оживлены пользователем, деятельностью духа. С этого момента он имеет дело с другим духом, другим ответственным существом, а не с простым набором пассивных вещей, простым объектом. Ведь что делает и должен делать настоящий научный дискурс? Он оживляет природу, будучи приложением активного принципа к пассивному! Это ещё раз доказывает первичность нематериальной субстанции. Таким образом, в метафизике Беркли, всё обстоит примерно так, как сказано в начале Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово»…

Одной из отличительных черт платоническо-христианской традиции является рассмотрение всего видимого мира в символических терминах: а именно, как целостной системы знаков, как изощрённо зашифрованного послания, которое Бог постоянно посылает своим созданиям. Имматериалистическая философия Джорджа Беркли находится в тесной связи с темой «книги мира». Тут уместно вспомнить Хорхе Луиса Борхеса (1899–1986), которого нередко, пост-фактум, также записывают в аутисты и в творчестве которого одной из самых «стабильных» тем является как раз идея мира как книги и библиотеки. Особенно выделяется его «Фунес, чудо памяти», в котором описывается человек, который вообще все помнил и ничего не забывал. Описание крайней формы шизофрении. Аутистического ада…

В своей влиятельной книге «Философская интуиция» (1911) Анри Бергсон, пытаясь объяснить философскую систему Беркли, указал, что если мы всё же попытаемся представить себе, что означает слово «материя», то получим образ тонкой прозрачной плёнки между человеком и Богом. Вот почему, по мнению Бергсона, наиболее подходящий способ понимания философии Беркли – рассматривать материальный мир как «язык, на котором Бог говорит с нами». Это привело бы нас, по мнению Бергсона, к правильному пониманию сути имматериализма Беркли. Напротив, по словам Бергсона, «материалистические» философии, подчёркивая каждый слог и, так сказать, заявляя о нём как о независимой сущности «отвлекают нас от смысла и мешают нам следовать божественному слову».

В своей работе 1922 года «Философия в Средние века» другой французский философ Этьен Жильсон даже увидел возможную связь между понятием «оптического языка» Джорджа Беркли и философией другого ирландца, Иоанна Скота Эриугены (810–877): «Мы бы не предали мысль Скота Эриугены, сказав, что для него [Скота], как и для Беркли, Природа – это язык, с помощью которого её Автор разговаривает с нами».

Философия Беркли – это теория значения, которая не моделируется на естественных языках, а основана на том, как утверждения становятся понятными в силу их функции в системе знаков. Разум – это деятельность по различению и соотнесению вещей в мире как терминов на языке природы. Разум – это не столько вещи, описанные в языке, сколько принципы, которые определяют, как вещи в мире понятны с точки зрения того, как они отличаются друг от друга и связаны друг с другом. Таким образом, умы и их объекты неразрывно связаны.

Это похоже на соотношение «алфавитных» и «иероглифических» языков. В первом случае мы имеем очень ограниченный объём букв, составляющих алфавит – чаще всего в диапазоне от 25 до 35. Во втором – огромный набор символов, по меньшей мере, в несколько тысяч. Казалось бы, иероглифы больше соответствуют «вещам», которые они означают. Так и есть, только это их недостаток. Они слишком привязаны к вещам и не дают пространства для манёвра, развития воображения. Алфавитный язык устроен по принципу комбинаторики, и потому не только отражает реальность, но и создает её.