Метаморфозы. Новая история философии

Наука становится главным, в том числе и социальным, источником прогресса. Она, а вместе с ней и наш разум, развивается быстрее демографии! Это прогресс, у которого нет никаких лимитов. Кондорсе в подробностях описывает этот процесс. Он предвидит и вопрос о «пределе» прогресса:

«Но при этом развитии промышленности и благосостояния, обусловливающих более выгодную соразмерность между способностями человека и его потребностями, каждое поколение, в силу этого прогресса, или благодаря сохранению продуктов прежнего производства, призвано будет к большей сумме наслаждений, и отсюда благодаря последовательности физического строения человеческого рода – к возрастанию численности людей; тогда не должно ли человечество дойти до предела, где эти законы, одинаково необходимые, стали бы себе противоречить, где увеличение количества людей, превзойдя количество средств существования, неизбежно вызвало бы если не беспрерывное уменьшение благосостояния и народонаселения, то истинно попятное движение, по меньшей мере, нечто вроде колебания между добром и злом? Это колебание в обществах, достигших этого предела, не явилось ли бы постоянной причиной нищеты, в некотором роде периодической? Не отметило ли бы оно границы, где всякое улучшение стало бы невозможным и не положило ли бы оно предела способности человеческого рода совершенствоваться, предела, который, достигнув его в бесконечности веков, человек не мог бы никогда перейти?

Всякому, без сомнения, видно, насколько это время от нас удалено; но должны ли мы когда-нибудь дойти до этого предела? Одинаково невозможно высказаться за, или против будущей реальности события, которое осуществилось бы только в эпоху, когда человеческий род неизбежно приобретёт знания, о которых мы едва можем иметь представление. И кто, в самом деле, дерзнул бы угадать то, чем должно однажды стать искусство превращать элементы в годные для нашего употребления?

Но допуская, что этот предел должен когда-либо стать реальным, мы видим, что отсюда не вытекает ничего тревожного ни для счастья человеческого рода, ни для его способности неограниченно совершенствоваться, если предполагается, что до этого времени прогресс разума будет идти рядом с прогрессом наук и искусств, что вздорные предрассудки суеверия перестанут подчинять мораль строгости, которая её портит и унижает, вместо того чтобы её очищать и возвышать. Люди будут тогда знать, что если они имеют обязанности по отношению к существам, ещё не родившимся, то они заключаются не в том, чтобы дать им жизнь, а в том, чтобы дать им счастье, что предмет этих обязанностей – это общее благосостояние человеческого рода, или общества, в котором они живут, или семьи, с которой они связаны, а отнюдь не ребяческая идея обременять землю бесполезными и несчастными существами. Таким образом, возможная масса средств существования могла бы быть ограниченной и, следовательно, мог бы наступить предел возможному возрастанию народонаселения, но это обстоятельство не вызвало бы преждевременного истребления столь противного природе и социальному благополучию части существ, получивших жизнь»[105].

Главный источник дальнейшего прогресса Кондорсе видит в совершенствовании методов анализа интеллектуальных и моральных способностей человека, в развитии знаний о его обязанностях, что предполагает знание влияния его действий на благосостояние ему подобных, на общество, членом которого он состоит – всего того, чем занимаются социальные и гуманитарные науки:

«Подобно тому, как математические и физические науки служат для усовершенствования искусств, употребляемых для удовлетворения наших простейших потребностей, …прогресс моральных и политических наук должен оказывать то же действие на мотивы, которые руководят нашими чувствами и поступками…

Совершенствование законов, общественных учреждений, прямое следствие прогресса этих наук, не стремится ли оно приблизить, отождествить интерес каждого с общим интересом всех? Целью социального искусства не является ли уничтожение этой кажущейся противоположности этих интересов? И страна, конституция и законы которой будут наиболее точно соответствовать воле разума и природы, не та ли, где будет легче совершить добрые дела, где попытки уклониться от этого пути будут наиболее редкими и наиболее слабыми?..

Наконец, благосостояние, вытекающее из прогресса полезных искусств, опирающихся на здоровую теорию, или прогресса справедливого законодательства, основывающегося на истинах политических наук, не располагает ли оно людей к гуманизму, благотворительности и справедливости?»[106]

Кондорсе прекрасно осознаёт, что проблем пока ещё очень много. Та же наука действительно много сделала для прогресса человеческого разума, но всё ещё слишком мало для совершенства человеческого рода – «много для славы человека, кое-что для его свободы, почти ничего ещё для его счастья. В некоторых пунктах наши глаза поражены ярким светом, но густой мрак покрывает ещё необозримый горизонт… [З]релище тупоумия, рабства, сумасбродства, варварства… удручает…»[107].