Метаморфозы рассердились

«У тебя есть номер Лекси?»

«Да. Кажется, мы обменялись ими на ярмарке, хотя я этого не помню. Подписана как милашка Пикси. А что?»

«Ничего. Не говори никому об этом».

По дороге они купили мороженого на всех ведьм и сладкой ваты — специально для сияющей Лекси.

— Вроде бы у меня праздник, — намекнула Ынбёль.

— Как это у тебя? Моя лучшая подружка научилась воскрешать мёртвых! Чем не праздник?

Перси откусил большой кусок ваты и тут же утонул во мраке дома, посмеиваясь. Школьная жилетка уже валялась на полу, а рюкзак был откинут к лестнице. Удивительная скорость. Ынбёль схватила Лекси за воротник и остановила на пороге.

— Что ещё за клубная активность?

— Тебе не сказали? — кажется, Лекси и правда удивилась. — У нас экскурсия. Уезжаем послезавтра. С собой две пары носков и свитер. — Улыбнулась Лекси и побежала в дом. — Ребята! Ынбёль воскресила нам кота! Он всё ещё живой! Думайте над именем, или я назову его так, что вам будет стыдно его подзывать!

Ынбёль почесала щёку. Рассеянно поморгала, немножко подышала ночной болью, уткнулась в серую шерсть и взглянула на проявляющиеся звёзды. Закрыла глаза, похоронив в них блеск человека, и тоже зашагала во тьму.

Весь вечер в доме было так шумно, что ни одна тварь не осмелилась бы напасть.

фаза 4

четвёртая: кошачий глаз

Эллиот Коди Моррисон.

Ынбёль не хотелось говорить о нём ничего, потому что в его имя, в то, как она его произносила, она вкладывала всё.

Эллиот Коди Моррисон.

Прекрасный юноша из парка с травмой ноги и большими планами на будущее.

Он был выше — вполне мог уложить Ынбёль подбородок на макушку. Он был изящен — каждое его движение было плавным и каким-то изысканным. Всё в нём имело смысл, таинственный и прекрасный, но далекий и оттого будто бы недосягаемый.

Он смотрел внимательно, но не искал подвоха. Задавал точные вопросы, но всегда без задней мысли.

Он был просто человеком, что водил девушку на свидания и хотел узнать её получше. Ынбёль приходилось постоянно себе об этом напоминать.

Он был похож на шарик орехового мороженого, политый ореховой пастой. Сладким и морозным.

От него вкусно пахло. Его одежда была дорогой, но не вычурной.

Он улыбался сдержанно, но очень тепло. Смеялся негромко, шутил необидно.

Всего в нём было в самый раз, как в идеальном зелье. Любовном зелье. И с каждой секундой Ынбёль чувствовала, что вот-вот допьёт этот эликсир, и весь он осядет на её сердце химическим ожогом.

Раз и навсегда.

Эллиот Коди Моррисон был тем, кого она искала всю свою недолгую жизнь.

Она сказала об этом вслух лишь двоим: Перси и Лекси. Лекси кивнула и прикрыла рот ладошкой, но не поняла. Перси посмотрел грустно — потому что точно понял. У него когда-то было также.

Недоразумение. Случайная встреча в больничном холле. Раз и навсегда. Так немногие могут, но и не многим это нужно.

А у них с Ынбёль вот так.

Хоть что-то общее.

Человек, в миру известный как Эллиот Коди Моррисон, был природным магом. Он явно покровительствовал искусству.

Ынбёль думала о нём бесконечно — пока ела мороженое, пила отвратительный кофе или танцевала во время стирки. Ей так часто мерещилось нечто ореховое и трогательное, что постоянно хотелось целоваться. Мозг горел. Коридорные жители будто чувствовали её настроение и не кусали, когда Ынбёль простой, но уверенной походкой шаркала босиком по ковру.

Пока голова открыта, в неё можно было положить немного полезной информации.

Чтобы залезть на чердак, нужно было допрыгнуть до потолка (Перси со злобным превосходством игнорировал прыжок), зацепиться за бусы, справиться с люком, спустить складную лестницу и не сломать шею. Обычно Ынбёль бывала наверху в полдень. Единственные часы, когда на чердаке точно никто живой не прятался. Лекси в это время скорбела над постиранными заначками конфет и грозилась вырвать все карманы, чтобы больше не допустить такой трагедии. Без её присутствия громкость мира разламывалась почти напополам.

Ынбёль закрыла люк. Стряхнула солнечную пыльцу с ладоней, поворошила волосы, тихонько вздохнула. Ей здесь нравилось. Самобытное место.

— Блин, — неуверенно сказала она, раскладывая плед с рисунками лунных стружек. — Чë-то пасмурно. I lucere.

Стало светлее. Заклинание заскользило по полу; оно пылало, слегка искривляясь и заряжая углы. Ынбёль завалилась на плед. Достала пачку драже, съела пару штук. Вытянула полупустую руку — пришлось снять бóльшую часть сверхъестественных атрибутов, чтобы не нарушать тишину, — и дотянулась до коробки с талисманами. За ней покоился дневник. Сухой, пахнувший петлëй висельника. Неделю назад Ынбёль закинула дневник за коробку так небрежно, что её голову потом все семь дней душили пугающие сны. Своего рода гнев ведьмы. На первой странице было выведено аккуратное и чернильное: Эйприл. Прошлый культ.

«2 октября 1933 года. Мирное время. Руби стащила мою корону. Тварь. Не люблю её».

«3 октября 1933 года. Полнолуние. Я воскресила рептилию, умершую век назад. И упала с велосипеда».