Метаморфозы рассердились

Но после ужина она ушла к «себе» и собрала вещи. Так, чтобы всё выглядело, будто Бао собирается в поездку: забрала документы, тёплую одежду, зубную щетку. Подумала, что надо бы ещё успеть купить билет на автобус — так полиция какое-то время будет искать его не здесь.

— Вернись только к соревнованиям. Не хочу, чтобы ты упустил такой шанс.

— Не переживай за меня, мама, — снова слова, которые она говорила собственной матери. — Бог за мной присмотрит.

Мама Мин совершенно её не поняла, но уточнить не успела — Ынбёль убежала раньше.

Когда дом Мин остался далеко позади, Ынбёль позвонила Верховному. Тот коротко назвал адрес, и Ынбёль закрутилась волчком, пытаясь отыскать хоть один указатель. Быть одной в чужом городе было страшно непривычно. И просто страшно. Интересно, как Эллиот справлялся после переезда?..

Надо будет у него спросить.

Телефон пиликнул. Ынбёль даже сначала не поняла, чей: её или Бао Мина. Оказалось, Бао.

Два слова.

«Не уезжай».

Уинтер была идиоткой и сволочью. И Ынбёль совсем не было её жаль.

По дороге она приобрела цветы — соврала, что для девушки, но, кажется, продавщица ей не слишком поверила. После она отправилась на автовокзал. Купила билет и помаячила среди тех, кто ждал рейса. А после рванула к названному месту.

По пути к полю, на котором стебли кукурузы уже начали гнить, она столкнулась с Эшем. Тот цокнул:

— Так и знал, — достал флакон и небрежно протянул. — Папоротник и чеснок. Поможет избавиться от признаков… этого.

Даже человеком не смог назвать. Ынбёль открутила крышку и выпила тлетворную отраву. Выбросила флакон в поле под чудовищный взгляд и расплылась в улыбке:

— Ой.

— Ты бы сейчас ползала по этой грязи, пока флакон не оказался бы в моей руке, но у нас нет времени. Радуйся.

В тяжёлом рукаве Эша мелькнул авлос — инструмент напоминал косточку, зачем-то вытащенную из тела. Вдалеке маячила Лекси с мантиями. Перси чертил на земле руны, Джебедайя копал яму, в которой будут захоронены атрибуты. Место жертвоприношения было отрезано от мира иллюзорными стенами — ведьмы чисто интуитивно создавали из любого пространства свой дом. Нервы висели в воздухе невидимыми кишками.

Эр-Джей вырос рядом с Ынбёль и серьёзно — как-то мрачно и непривычно — взглянул наверх.

— Полнолуние.

Из-за облака, что улеглось на небе чёрной кошкой, была видна лишь половина луны.

— Она как Лекси, — восхищëнно заметила Ынбёль.

Процессия жертвоприношения началась с голоса авлоса — только так Эш мог выразить ту крошечную часть жалости, которая в нём осталась. Верховный сильно, почти навязчиво влиял на ауру. Если бы кто-то вздумал плакать, то слёзы бы не полились — их бы грубо выдавливало из глаз вместе со зрением.

Окружëнный мантиями и сверхъестественной тьмой, Бао Мин не просыпался. Славно.

Первое ритуальное оружие заблестело и прорезало путь, позволяющий крови впитаться в землю. Горло задрожало. Ынбёль приготовилась физически: осмотрела кинжал, чтобы схватиться за рукоять, а не за лезвие, усердно сжала пальцы, застыла. Морально её сотрясало. Било дрожью, уродовало. Кто-то хотел взять её за руку, но не успел: нужно было наносить удар. Как оказалось, это Эр-Джей, который тихо сказал:

— Теперь ты. Первая она, как же.

Дыхание перехватило. Ынбёль замахнулась и убила по-детски: быстро, несмело, зажмурившись. И стало хорошо — так хорошо, что тело перестало существовать. Дух был накормлен. Искушение ритмично билось под сердцем.

Это… сумасшествие.

Колдовское сумасбродство ведьм, созерцающих свой жуткий, хрипло дышащий, погибающий труд.

Бао Мин умер под немилосердной луной, оставшись на траве мальчиком, которому не хватило до счастья немного удачи.

— Магия. Её снова много, и она приручена, — своей странной улыбкой Лекси делилась с остальными. — Кажется, я сейчас смогу создать временную галактику.

— Я сломаю её напополам окаменелым деревом.

— Я вижу, что сделает Перси, хотя этого даже никогда не случится.

— Ага. Я эту галактику сожгу, чтобы замести следы.

— А я еë воскрешу, — выпалила сквозь хрип Ынбёль, сверкая большими зрачками. — Я смогу.

Эр-Джей ничего не сказал, невольно опустив голову.

Крис неожиданно погладил его мокрый затылок и объявил:

— Возвращайтесь. И не сломайте шеи, пока будете бежать.

Лекси ломанулась первой, остальные — за ней, на ходу скидывая и комкая мантии.

Ынбёль схватила кровавую руку Эр-Джея и неторопливо потянулась к лунному сиянию, которое мерцало впереди, любило сладкое и смеялось. Лекси порой была чрезмерно жестока в своей радости. Мантии в руках очерняли саму ночь, амулеты щебетали со всех конечностей ведьминых тел. Вернувшись в съëмную квартиру, Эр-Джей бросился к холодильнику, а Ынбёль — к воде. На еду кинулись все сразу. Предметы кружились, бились током и вздувались, лопаясь искрами, замороженная рыба пыталась пошевелить хвостом, а комары, умершие этим летом, наверняка летали в ванной комнате.

Ведьмы хохотали, счастливо повизгивая и рыдая. Силы было так много, что держать её в себе было невозможно. Хорошо было до тошноты.

Во всех ведьмах много силы, которую они едят бездумно, без приборов, но с величайшей честью.