Серьёзно: она свободна. Не было шёпота мамы, без запинки говорящей с божествами под её дверью. Не было одеяла с радужными розами, в которое Ынбeль вопила при падении. Не было кровавых суставов, тошноты, медленного умерщвления. Только пряность в воздухе, мягкая сонливость, комок хлопковой пижамы, прижатый к животу, свобода.
И ворчливый Эр-Джей.
– На выход, – сказал он.
– И мне приятно познакомиться.
– Я не буду делить комнату с девчонкой.
А я не хочу жить с таким мерзким мальчишкой, подумала Ынбёль, но решила не начинать знакомство с конфликта. Строго говоря, она бы вообще не хотела жить в комнате с парнем, но альтернатив ей не предложили
– С очень клeвой девчонкой, – попыталась Ынбeль, протискиваясь вперёд и заглядывая внутрь комнаты. Присвистнула: – Ну и мусора. Сколько вас здесь живёт?
– Я один, – зло бросил Эр-Джей. – Один и останусь. Забирай пижаму и вали спать в гостиную.
Ынбeль вздохнула. Помялась, не зная, как реагировать и что ей делать.
Эр-Джей скрестил руки на груди и недовольно засопел. Замер, демонстративно убивая взглядом. Он походил на подростка из какого-нибудь старого осеннего фильма, который можно было отыскать только в коробке на чердаке. Кудрявый, высокий, веснушчатый, в оранжевой футболке с вышивкой тыквенного пирога. Ему не хватало кассетного плеера и коллекции комиксов. Он выглядел хорошо.
И обманчиво, ведь:
– Если я сейчас вытолкну тебя в коридор, то тебя примут за корм и съедят. А я вытолкну. Поняла?
Она пожалела, что не стала просить Лекси с Перси её проводить. Перси сказал: «Второй этаж, предпоследняя дверь. Успей до темноты. Там тебя встретит сосед». Недобро усмехнулся и ушёл вслед за щебечущей о подарках Лекси.
А Эр-Джей, тот самый житель комнаты, судя по виду готов был её задушить, обернуть в резиновый коврик и утопить.
– Теперь я ни шагу назад не сделаю, – заверила его Ынбeль, нервно скользя взглядом по открытой двери. Темнота за ней по-настоящему пугала. – Давай заключим перемирие на одну ночь, а утром нормально познакомимся и…
Эр-Джей схватил Ынбeль за локоть. Сам, кажется, растерялся, но не отпустил. Наоборот – крепче сжал.
– Я закричу.
И она действительно взвизгнула. Вырвалась из хватки и ошарашенно посмотрела на пятно, синевшее на коже. Ожог. Как от молнии. Стало до чeртиков обидно. Ынбeль не поняла, как Эр-Джей это сделал, отшатнулась и выпалила:
– Псих, – едва увернулась от выпада, – да что с тобой не так?
Первые десять секунд их знакомства даже забавляли, но теперь Ынбeль боялась настоящей опасности, но старыми рефлексами. Кожа начинала болеть, хотя Эр-Джей не успевал прикоснуться – в умении избегать контакта Ынбeль была мастерицей. И всё же её пугала сама мысль о синяке.
Одно пятно, переливающееся из фиолетового в синий. Один кровоподтёк. Всего один.
Ынбeль так ярко представила собственную боль, что схватилась за голову, взвыла, отступая, и резко рванула по коридору. Неприятный сосед по комнате бросил ей вдогонку что-то про плед и подушку, но она не услышала: унижение гнало её по темноте и прохладе. Ынбeль могла закрыть глаза – ничего бы не изменилось. Она увидела полоску света, льющуюся из-под двери чьей-то спальни, но проскочила мимо. Бредни и страшилки Перси крутились в голове. Он говорил, что здесь ходит огромная птица на двух когтистых лапах. Ынбeль не хотела видеть её даже мельком. Не хотела видеть и призрак русалки, и близнецов-киноцефалов, и остальных выдумок, которые в коридорной тьме могли разорвать ей горло. Ынбeль пыталась не верить, но всё равно бежала, как сумасшедшая.
Наконец она влетела в гостиную. Не позволила себе отдышаться и стала рассматривать плечи, руки и шею. Не было ни царапины. Ынбeль накрыла лицо ладонями и подумала: «Дура. Никто за тобой не гнался». Затем почувствовала, как по лодыжке что-то течёт, и среди крови разглядела след. Будто кто-то пытался схватить. Ынбeль неверяще уставилась на три короткие полоски, затем нырнула на диван, стянула со спинки плед и обмоталась им.
Её колотило.
Она не уснeт. Ей не позволят.
Если это магическая жизнь, о которой радостно напевала Лекси, то Ынбeль была в ужасе. Если всё взаправду, то её и впрямь могли загрызть. Если дар Ынбeль – воскрешать мёртвых, то она обязательно им воспользуется. Или не воспользуется, когда умирать будет Эр-Джей. Она злилась и боялась, молчком сидя в коконе пледа. Не решалась даже покоситься в сторону коридора. Пульс безумно бился.
Ынбeль не знала, сколько прошло времени – окна плотно укрыли шторами, и часы, где-то громко тикающие часы нельзя было увидеть. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте.
– С новосельем, – грустно прошептала Ынбeль под нос.