Метаморфозы (СИ)

Но едва лишь мы вышли на улицу, как ветер гасит факел, который освещал нам дорогу, и мы, пробираясь во мраке наступившей ночи, исколов о камни ноги, насилу добрались до дома. Когда мы, держась друг за друга, подходили к дому, видим: трое людей ломятся в нашу дверь, не только не смутившись нашим появлением, но наперебой стараясь ударить посильнее и по чаще, так что мне показались они разбойниками, и притом - свирепыми. Вытаскиваю меч, который я взял с собой и нёс под одеждой. Бросаюсь на разбойников и одного за другим, с кем ни схвачусь, поражаю, всаживая меч, пока, наконец, покрытые множеством ран, они не испускают Дух у моих ног. Окончив битву, я вбегаю, едва переводя дыхание и обливаясь потом, в открытые двери и бросаюсь на кровать и засыпаю.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Едва Аврора пустилась на по небу конях, украшенных фалерами, как меня, у покоя похищенного, ночь передала дню. При воспоминании о вчерашнем преступлении на душу мне пало беспокойство. Скрестив ноги и обвив колени переплетёнными пальцами рук, я сидел, скорчившись, на кровати и плакал, рисуя в своём воображении и городскую площадь, и суд, и приговор, и палача. Разве может мне попасться такой судья, который меня, запятнанного жестокостью тройного убийства, забрызганного кровью стольких граждан, признает невиновным? Так вот какое странствование халдей Диофан мне предсказывал!

Снова приходили мне в голову эти мысли, и я оплакивал свою судьбу, а между тем раздались удары в двери, и перед входом поднялся крик.

 От натиска распахиваются двери, и дом наполняется чиновниками, их прислужниками и толпой. И двое ликторов по приказанию чиновников наложили на меня руки и повели. И едва мы вступили в переулок, как жители, высыпав на улицу, толпой двинулись за нами. И хоть я и шёл, опустив голову и желая провалиться сквозь землю, однако бросая украдкой взоры по сторонам, замечаю нечто достойное удивления: ибо из стольких тысяч людей, что нас окружали, не было ни одного, который не покатывался бы со смеху. Обойдя все улицы, проводят меня по всем закоулкам, как водят животных, предназначенных для искупительных жертв, когда грозит опасность, предсказанная знамениями, и, наконец, ставят меня перед трибуналом на форуме. На возвышенном месте уже восседали судьи, уже глашатай призывал к молчанию, как все в один голос требуют, чтобы, приняв во внимание многочисленность сборища, которое грозит опасностью давки, разбирательство столь важного дела было перенесено в театр. Народ хлынул толпой. Не прошло и минуты, как все места, отведённые для зрителей, были заняты. Даже проходы и крыша заполнены до отказа, многие ухватились за колонны, другие повисли на статуях, некоторые по пояс высунулись из окон и отверстий в потолке. Тут стража проводит меня, как жертву, через просцениум и ставит посреди орхестры.

Вот раздаётся голос глашатая, вызывающего обвинителя. Поднимается старик, и, после того как для исчисления продолжительности речи в сосудец с узеньким отверстием была налита вода, вытекавшая оттуда капля за каплей, он обращается к народу:

- Почтеннейшие квириты, дело идёт о событии, касающемся спокойствия города и которое послужит на будущее примером. Тем более надлежит вам, ради общественного достоинства, каждому в отдельности и всем вместе позаботиться, чтобы учинение убийцей бойни, которую он устроил, погубив так много граждан, не прошло безнаказанным. И не думайте, что я, побуждаемый личной враждой, по своей ненависти проявляю строгость. Я - начальник ночной стражи и полагаю, что до сегодняшнего дня никто не мог упрекнуть моё усердие. Я доложу вам, в чём - суть дела и что произошло в эту ночь. Итак, когда, уже около третьей стражи, я обхожу город, осматривая каждый дом, я замечаю этого юношу. Обнажив меч, он сеет вокруг себя убийство, и уже три жертвы его ярости испускают Дух у его ног, содрогаясь в лужах крови. Он же, встревоженный сознанием такого преступления, пустился бежать и, воспользовавшись темнотой, скрылся в каком-то доме, где и прятался всю ночь. Но благодаря Провидению, Которое не оставляет ни одного злодейства ненаказанным, прождав его до утра, прежде чем он успел улизнуть, я приложил все усилия, чтобы привести его сюда и предоставить решение дела вашему судилищу. И так, перед вами стоит подсудимый, запятнанный столькими убийствами, подсудимый, захваченный на месте преступления, подсудимый - чужестранец. Вынесите же приговор этому чужестранцу, совершившему такое злодеяние, за которое вы и своего согражданина покарали бы строго.

Смолк голос моего обвинителя. Глашатай обратился ко мне с предложением начать говорить, если я хочу ответить на обвинительную речь. А я мог лишь плакать, думая не столько об этой речи, сколько о моей совести. Наконец Свыше мне было послано мужество, и я сказал: