Метаморфозы (СИ)

- Он! Никто, как он! Он и у нас многим предсказывал за немалые деньги и, больше того, добившись уже отличных доходов, впал, несчастный, в ничтожество. В один прекрасный день, когда народ кольцом обступал его, и он давал предсказания вокруг стоявшим, подошёл к нему купец Кердон, желая узнать день, благоприятный для отплытия. Тот ему уже день указал, уже кошелёк появился на сцену, уже денежки высыпали, уже отсчитали сотню динариев - условленную плату за предсказание, как сзади протискивается молодой человек знатного рода, хватает его за полу, а когда тот обернулся, обнимает и целует. А халдей, ответив на его поцелуй, усадил рядом с собой и, ошеломлённый неожиданностью встречи, забыв о деле, которым был занят в тот момент, сказал ему:

- Когда же ты прибыл сюда, долгожданный?

А тот ответил:

- С наступлением вечера. А теперь расскажи-ка ты, братец, как ты держал путь морем и сушей с тех пор, как отплыл с острова Эвбеи?

 На это Диофан сказал:

- Нашим врагам и неприятелям пожелал бы я такого странствия! Ведь наш корабль, на котором мы плыли, потрёпанный вихрями и бурями, потерял оба кормила, был прибит к противоположному берегу и, натолкнувшись на скалу, пошёл ко дну, так что мы, потеряв всё, едва выплыли. Что удалось нам сберечь, всё попало в руки разбойников, а мой единственный брат, Аригнот, вздумавший противостоять их наглости, на глазах у меня был зарезан.

Пока он вёл рассказ, купец Кердон, забрав свои деньги, предназначавшиеся в уплату за предсказание, убежал. И лишь тогда Диофан, опомнившись, понял, какой он дал промах, когда увидел, что мы, кругом стоявшие, разразились хохотом.

- Но, конечно, тебе, Луций, одному из всех этот халдей сказал правду. Да будешь ты счастлив, и твой путь да будет благополучен!

Пока Милон разглагольствовал, я томился и злился, что из-за болтовни, по моей вине затянувшейся, я лишусь доброй части вечера и лучших его плодов. Наконец, отложив в сторону робость, я сказал Милону:

- Предоставим Диофана его судьбе, и пусть он дерёт с людей шкуру, где ему - угодно, на море или на суше. Я же до сих пор ещё не оправился от вчерашней усталости, так что разреши мне пораньше лечь спать.

Сказано - сделано, я добираюсь до своей комнаты и нахожу там всё приготовленным для пирушки. И слугам были постланы постели как можно дальше от дверей, для того, я полагаю, чтобы удалить на ночь свидетелей нашей возни, и к моей кровати был пододвинут столик, уставленный остатками от ужина, и большие чаши, уже наполовину наполненные вином, только ждали, чтобы в них долили воды, и рядом бутылка с отверстием, прорубленным пошире, чтобы удобнее было зачерпывать.

Не успел я лечь, как и Фотида, отведя хозяйку на покой, приближается, неся в подоле ворох роз и розовых гирлянд. Расцеловав меня, опутав веночками и осыпав цветами, она схватила чашу и, подлив туда тёплой воды, протянула мне, чтобы я пил, но раньше, чем я осушил её, взяла и, потягивая губками, не сводя с меня глаз, докончила. За первым бокалом последовал другой, третий, и чаша то и дело переходила из рук в руки: тут я, вином разгорячённый, чувствуя беспокойство, весь во власти желания, приоткрыл одежду и, показывая Фотиде, с каким нетерпением жажду любви, сказал:

- Сжалься, приди мне на помощь! Ведь ты видишь, что, готовый уже к войне, которую ты мне объявила, едва я получил удар стрелы в грудь от Купидона, как тоже натянул свой лук и теперь боюсь, как бы от напряжения не лопнула тетива. Но если ты хочешь угодить мне - распусти косы и подари мне свои объятья под покровом струящихся волной волос.

Убрав посуду, сняв с себя одежды, распустив волосы, она преобразилась для наслаждения и, приложив к выбритому женскому месту ручку, сказала:

- На бой, на сильный бой! Я ведь тебе не уступлю и спины не покажу. Если ты муж, с фронта атакуй и нападай с жаром и, нанося удары, будь готов к смерти. Сегодняшняя битва ведётся без пощады! - И она поднимается на кровать и опускается надо мной на корточки. Часто приседая и волнуя свою спину сладострастными движениями, она досыта накормила меня плодами Венеры. Наконец, утомившись телом и обессилев, мы упали в объятья друг другу, запыхавшиеся и изнурённые.

Мы провели ночь до рассвета в схватках, время от времени прогоняя чашами утомление, возбуждая вожделение и снова предаваясь сладострастью. По примеру этой ночи мы прибавили к ней других подобных немалое количество.

Случилось как-то, что Биррена попросила меня прийти к ней на ужин; я отказывался, но мои отговорки не были уважены. Пришлось обратиться к Фотиде и спросить у неё совета. Хоть ей и трудно было переносить, чтобы я хоть на шаг от неё удалился, тем не менее, она соблаговолила объявить краткое перемирие в военных действиях любви. Но сказала мне: