— И что бы я там сказала? Что шестнадцатилетняя воспитанница детдома ведьма? Что она превращается то в молодую женщину, то в чудовище и поедает сердца людей? Как думаете, что бы мне ответили? Вот вы и сейчас, я же вижу, мне не верите — взрослой солидной женщине, а уж девчонке… В лучшем случае, вежливо проводили бы, пообещав разобраться, и посмеявшись между собой после моего ухода. В худшем — отправили бы в психушку, и оттуда бы я всю жизнь не вылезала потом. Да и поймите, мне было четырнадцать лет, и я очень сильно боялась.
— Да, вы правы. Скорее всего, вам бы просто не поверили. Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Знаете этого человека?
Степашина внимательно рассмотрела фото:
— Да, она, конечно, изменилась, но что-что, а менять облик она умеет. Это точно Изюмова. Я ее ни с кем не спутаю.
— Спасибо.
Выходила из детского сада майор Норикова с задумчивым видом. Капитан Мамед Хумраев, видя такое ее состояние, поостерегся выводить ее из задумчивости, лишь всей мимикой лица изображая сочувствие ее тяжелой работе.
— Едем ко второму свидетелю, — приказала Наталья, усаживаясь на заднее сиденье.
— Домчу с ветерком! — заверил ее Мамед.
Слесарь автопредприятия Шульгин Петр Петрович был на больничном, неудачно подвернул ногу. Поэтому через весь город пришлось ехать к нему домой. Наталья немного оттаяла, больше не пугая капитана официальным выражением лица, и Мамед этим сразу воспользовался. Он вновь начал трещать без умолку, и опасно косить оливковыми глазами, но Наталья уже не обращала на это никакого внимания. У нее не выходил из головы страшный рассказ Марии Егоровны. Она не могла определиться с тем, как ей к нему относиться. Это же бред какой-то, разве нет? Ведьма, поедающая в городском парке сердце убитого ей человека. Сценарий фильма ужасов, а не показания свидетеля! Конечно, никакой ведьмы не было и не могло быть, мало ли что девочке могло показаться в темноте при искажающем свете фар? С другой стороны, чтобы проделать подобное, вовсе не надо быть ведьмой из сказок братьев Грим. Для этого и сумасшедших хватает, с самыми разными маниями.
За раздумьями она не заметила, как приехали к Шульгину, частный домик которого ютился почти на самой окраине Ташкента. Считай — пригород. Мужчину, похожего по описанию на искомого свидетеля, она нашла в саду, где тот пил чай, сидя за столиком в тени разросшейся яблони. Да и нога в гипсе, любовно уложенная на пристроенном к столу полене, подсказывала, что она не ошиблась.
— Здравствуйте! — поздоровалась она.
— И вам не хворать, — спокойно ответил тот, — вам кого?
— Я ищу Шульгина Петра Петровича.
— Считайте, что нашли. Я он и есть. А вы кто?
Норикова достала удостоверение и раскрыла:
— Майор Норикова, КГБ СССР.
— Ничего себе, — крякнул тот, — это из самой Москвы, что ли?
— Вы угадали, я из Москвы, — ответила Наталья, внимательно разглядывая Шульгина. Тот был еще крепкий мужчина, с гладко выбритым лицом и пышной шевелюрой без всякого намека на лысину. Лишь седые виски указывали на возраст.
— И что же московскому КГБ от меня понадобилось? — без всякого волнения и удивления, спросил хозяин сада и добавил:
— Вас, кстати, как по имени-отчеству? А то, знаете, неудобно к такой красивой женщине обращаться по званию, сидя за столом в саду, а не в кабинете на Лубянке.
И он тихонько рассмеялся. Наташа юмор оценила:
— Меня зовут Наталья Васильевна.
— Очень приятно, — тут же отозвался Шульгин, — ну, а мои данные вам известны.
Наталья кивнула и продолжила:
— Петр Петрович, мы сейчас расследуем дело, в рамках которого нам понадобились сведения об одном человеке, которого вы, возможно, знали. Правда, это было очень давно, в сороковых годах.
— Да уж, времени с тех пор утекло немало… Вы присаживайтесь, — словно опомнился Шульгин, — вот ведь старость, держу даму на ногах! Наливайте себе чаю, угощайтесь вареньем, я сам делал. Только уж хозяйничайте самостоятельно, я, как вы видите, безногий сейчас.
И он постучал рукой по гипсу.
— Спасибо, — Наталья присела за стол, но от чая отказалась. Со Степашиной напилась.
— Так о ком вы хотели узнать?
— Скажите, Петр Петрович, помните ли вы такую Изюмову Варвару Степанову, которая в одно время с вами проживала в детдоме? Вы с ней даже одногодки, так что должны бы помнить.
Шульгин опустил голову, потом посмотрел куда-то вглубь сада, не торопясь вынул из одного кармана пачку "Примы", из другого — спички, прикурил, глубоко затянулся, с шумом выдохнул дым и произнес:
— Как же мне ее не помнить, если это, можно сказать, моя первая любовь.
Услышав такое признание, Наташа подумала, что ей определенно везет, совсем не зря она прилетела в Ташкент. Сначала рассказ свидетельницы, явно Изюмову недолюбливающей, а теперь вот рассказ влюблённого. Именно на таких контрастах лучше всего истина и проявляется. Ибо она, как известно, всегда где-то посредине.
— Взаимная была любовь? — как бы мимоходом уточнила она.
Тот пожал плечами, подумал и ответил: