Метастансы (сторона А)

Ты в меня ныряй, ты меня ширяй

И сюсюкай моих щенят.

Я воткну тебя в дровяной шалаш

Там не надо вопить — он нем.

Ты мне будешь мстить за шальную блажь

Я — за рваный венок измен.

Этот пьяный день будет шит и крыт

Будет гибельней в десять крат.

Чтоб никто-никто не узнал игры

В подкидного совсем без карт.

В розах Зальцбурга — звуки Фигаро

Не для нас — был бы писк мышей.

Кружева в клочки рви об изгородь —

На головку свою пришей.

Иззанозим себя об лавочку,

Изнавозим убогость тел.

Не трезвей ещё, моя лапочка —

Твоей белочке есть постель.

Поздно подергом рвать меха весне,

Наша сделочка — под сукном.

Делай, девочка, делай каверзней.

Я — восьмой Белоснежке гном.

Мы уйдём с ума в берега-бега

Сберегать обветшалость губ.

Не до шалости жизнь в рога сгибать

Погибать не в масть на бегу.

Но уже не спеть — только спать бочком

Ты опять стоишь на бровях.

Мне б прогнать тебя, полька-бабочка

Но не кончился краковяк.

В дозе вермута — доля ландыша,

Накрывай на крапиве стол.

Не кончай пьянеть, моя ладушка.

Моя стервочка, пей по сто.

Немотив

Отчаянно бил я по рельсу,

Кричал про аврал и пожар.

Но рвали листы эдельвейсу

И горло носили ножам.

С какой-то солёною течкой,

С какой-то озлобой в очах

Готовили блюдо Предтече,

Собой разжигая очаг.

А мальчик все плакал, что «волки»,

А девки топили венки.

И Чичиков в ржавой двуколке

Бездушно давил колоски.

Пыталась нередкая птица,

И тройка домчалась в рукав.

Мне родина дала добриться

И вытерла с черновика.

Вадиму Шершеневичу

Как Вы давите бородавочки!

Как выпрыщиваете угри!

У меня все равно темнота в очках,

Вы б меня все равно смогли!

Зря порхаете крылышкуючи,

Выгибаетесь, как смычок.

Не меня Вам, мадам, языку учить,

Расшершавите язычок.

У ужимок свои зажимчики,

У объятий — своё битьё.

Мои губы уже не прижить щекой —

Вы давно уже здесь — моё.

Мной недавно здесь все закаено.

Как слетает Ваш пеньюар!

Есть такая дорога у гаера —

Будуар и — оревуар.

Вадиму Шершеневичу — 2

Мне выносили мозг. Под шубой и с укропом.

И падало вино на непробритый пол.

Менялся Метрополь с доплатой на некрополь

И троллил метроном в режиме «ври-да-пой».

Развязно подошла с беспрекословным «мой Вы»

И ткнула ногтем в пах, собой лаская высь.

Я дёрнулся, боясь попутать мойру с мойвой.

И окунулся в вальс с пустым «какая Вы».

На «раз-два-три» дробя носок каблучной пяткой,

Я сделал круг за два, жуя Ваш запах губ.

Я вывел из себя и формулы, и пятна,

Но сквозь «помилуй мя», и через «не могу».

Вошла в меня насквозь с фальшивым аусвайсом.

Кому кричать «спаси»? Кого молить «храни»?

Я сыпал на паркет подсолнухи Прованса,

Слюнявое «вот-вот» меняя на «ни-ни».

Но бил в окно озноб, и током бил визг альта,

Пардонила рука, плетя узор чулка.

Катились вниз глаза, стекая за бюстгальтер.

А Вы вели наверх, к вальгалле потолка.

Я шёл, как бык на плащ, доверчиво надеясь

Три четверти страстей сложить напополам.

На Вашем декольте сопел седой младенец,

Похожий на меня, влюблённого дотла.

Мы шаркали навзрыд, и в нас плевали скрипки,

Пытаясь оскорбить смычками колесо.

Вам смыли с полотна мадоннову улыбку,

А мне давал «добро» Таможенник Руссо.

И хмыкали юнцы, скрывая стыд в лосинах,

Когда я влез в цилиндр, оставив Вам «Пока!».

Я больше не Пьеро в подушках штраусиных,

Постой, тебя слезит… Рыдай наверняка!

***

Куда ни плюнь — везде июнь.

Куда ни глянь — инь-ян.

А я — нетерпеливо юн

И вечно вусмерть пьян.

Я сдам тебе свой анти-пин,

Как раньше выдал ник.

С утра — нарцисс, к ночи — люпин

(Раз завела цветник).

Куда ни встань — першит гортань.

Куда ни крикни — тишь.

Флиртуя в рань, фильтруя брань,

Опять взахлёб грустишь.

Ключ — под арест — тебе в халат.

Крест — в стол, он мало грел.

Раз завела себе свой ад —

К утру закончу грех.

Раз завела меня себе —

Готовь особый корм.

Недоцелованный плебей

Живёт наперекор.

Наперекос, наперевес

Наотмашь, на все сто.

Раз завела себя — не лезь

Отплясывать на стол.

Куда ни кинь — все блуд да синь,

Куда ни харкни — свять.

Будь хоть главнейшей из богинь,

Услышишь эхом: «Блядь».

Но раз мы где-то завелись,

Как черви в молоке,

Все будет наше: даль и близь

И бабочка в руке.

И пусть завидует Парнас,

Пусть валит всех понос.

Мир состоит теперь из нас,

И это лишь анонс.

Куда ни брось — все вкривь да вкось —

Такие пирожки

Таких нас мало завелось

И потому дырявит злость

Солохины мешки.

А ты в халате ключ возьми,

Пусть Петр спит у врат

Ад будет круглым до восьми.

А мы уйдём в квадрат.

Киньтырусь

Клянусь, я брал себе не до фига,

Да и снимал ни с верха и не с низа.

Но на столе — окурки от сигар,

И на ковре — следы от онанизма.

И мой затекст — сплошной — satura lanx

Аптечный фреш рождает Одиссею.