Метод Нострадамуса

Судя по голосу, он нисколько не испугался. Да Альберт Витальевич на это особенно и не надеялся. Люди, которых можно испугать бессмысленными угрозами по телефону, в подобные игры не играют. На этих самых угрозах вполне можно было сэкономить немножко времени и дыхания, но Жуковицкому хотелось все это сказать, и он сказал — не напугал, так хоть душу отвел.

— Тихо, — в третий раз повторил собеседник. — Не надо пузыриться, сынок. Ты знаешь, что именно деловые мужчины и именно в твоем возрасте очень часто умирают от элементарной сердечной недостаточности? Разволновался сверх меры, хватил лишние сто граммов, повысил голос — и готово, нет человека.

Слушая этот голос, Жуковицкий взял себя в руки, вытряхнул из лежавшей на замусоренном, залитом алкоголем, густо посыпанном пеплом столе пачки сигарету, отыскал зажигалку и закурил. Пока он этим занимался, на глаза ему попался термос — предмет вполне обыкновенный, но здесь, на его письменном столе, совершенно неуместный. Прижимая трубку к уху плечом, щурясь от разъедающего глаза сигаретного дыма, он дотянулся до термоса, отвернул колпачок и заглянул внутрь. В термосе был кофе — судя по виду и запаху, крепчайший черный кофе без сахара, первейшее средство для приведения себя в порядок. Рядом, кстати, обнаружился неприметный пузырек нашатырного спирта. В нашатыре Альберт Витальевич, пожалуй, уже не нуждался, однако проявление некоторой заботы было налицо. Любопытно, с чьей стороны? Прислуга? Охрана? И, главное, когда успели? Видно, это ему только казалось, что последние несколько часов он глаз не сомкнул. Валялся, наверное, на диване трупом, вот у кого-то сердечко и дрогнуло — кофейку сварганили, нашатырь приготовили, чтобы хозяин, чего доброго, не упился до смерти. А то ведь, того и гляди, новую кормушку искать придется. А это дело хлопотное…

— Я слышал, у тебя неприятности? — произнес голос в трубке.

— Что ты говоришь! — с тихой яростью изумился Жуковицкий, дрожащей рукой наливая себе кофе прямо в крышку от термоса. Кофе был еще теплый, почти горячий. — Ты слышал! Всего лишь слышал, надо же!

Он пригубил кофе. Напиток действительно был крепкий, густой, отлично заваренный и притом хорошего сорта. Впрочем, кофе у Альберта Витальевича в доме всегда был отменный — слишком хороший для человека, потерявшего пятьдесят миллионов, напомнил он себе и скривился от этой мысли.

— Если намекаешь, что в твоих неприятностях виноват я, ты глубоко заблуждаешься, — сказал голос в трубке.

— А, так это не ты! — деланно обрадовался Жуковицкий. — А кто тогда? Я, что ли?

— Ну, человек всегда хотя бы отчасти виновен в своих неприятностях. Скажешь, нет? Но в данном случае есть и другой виновник. Я его знаю. Такой, понимаешь ли, из молодых, да ранний… В общем, шустрый сопляк. Пригрел я его на свою голову… Короче, я знаю, где его искать, и знаю, что интересующие тебя бумаги до сих пор у него. Ты меня слышишь? Ты понял, что я говорю? — немного обеспокоенно спросил собеседник, когда Альберт Витальевич никак не отреагировал на его сенсационное сообщение.

— Понял, понял, — небрежно ответил Жуковицкий. — Это я понял. Я другого не понял: тебе-то какой резон? Деньги мои у тебя… Совесть замучила?

Собеседник тяжело, протяжно вздохнул.

— Эх-хе-хе… Я уж не спрашиваю, как таких дураков в Думу избирают. Там всяких хватает, сам знаешь, на то и демократия. Но как ты, имея всего чайную ложку мозгов, да и то не в голове, а внутри позвоночного столба, ухитрился денег заработать?!

— Да пошел ты, урод!

— Не груби старшим. Старшие этого не любят. Они могут обидеться и решить, что разберутся со своими проблемами без твоей помощи.

— Ах, так у тебя тоже проблемы! Ну, наконец-то довелось услышать хоть что-то приятное…

— Ты особенно не радуйся. Мои проблемы — это твои проблемы. Он тебя пока не достал только по одной причине: под замком сидит и ничего сделать не может.

— Ни хрена себе — ничего! Обули меня на кругленькую сумму, и это называется «ничего»?

— С его точки зрения — да, ничего. Видишь, что получается? Этот сопляк, про которого я тебе говорил, даже со связанными руками ухитрился тебе такого пинка дать, что ты вторые сутки в свободном полете. А что будет, когда с него наручники снимут, даже подумать страшно…

— А ведь ты и сам побаиваешься, верно? — догадался Альберт Витальевич.

— Не побаиваюсь, — возразил собеседник, — а боюсь. Этот фокус с подменой он устроил только потому, что не уверен, кто именно с тобой работает. Но, раз подстроил, значит, подозревает. И подозреваемых, сынок, у него всего двое. Вычислит меня — мне не жить. А потом и за тебя возьмется, можешь не сомневаться.

— Ну, и чего ты хочешь?