Метод Нострадамуса

Они сидели в кустах на опушке леса. Прямо перед ними была неширокая луговина, которую, петляя, пересекала ухабистая грунтовая дорога. По противоположной стороне дороги, лицом к лесу, протянулась крайняя линия дачного поселка — разнокалиберные, сколоченные из чего попало заборы, разномастные дома, купы плодовых деревьев — где аккуратно подстриженных, ухоженных, с любовно побеленными стволами, где уже начавших дичать, разросшихся, наполовину утонувших в высокой траве. Кое-где заборы были густо заплетены виноградными лозами, а где-то сквозь щели в гнилых досках буйно выпирала, норовя заполонить улицу, матерая, самого свирепого вида, темно-зеленая крапива.

Нужный им дом представлял собой крепкий, обшитый уже начавшей темнеть от непогоды сосновой вагонкой деревянный сруб на высоком кирпичном фундаменте. Для дачи дом был недурен, но даже издали было видно, что хозяева махнули на него рукой и появляются здесь не чаще раза в месяц, а может быть, и вовсе не появляются. Сквозь пыльные оконные стекла виднелись выгоревшие занавески, участок заполонила сорная трава, а укрепленный на приколоченном к фронтону длинном шесте скворечник давно почернел, завалился набок и теперь висел на одном гвозде, явно дожидаясь удобного случая, чтобы свалиться на голову какому-нибудь раззяве. Сквозь ржавую металлическую решетку ворот виднелся припаркованный на дорожке перед гаражом автомобиль — скромная, изрядно подержанная «восьмерка» того неприятного желтоватого оттенка, который почему-то принято называть цветом слоновой кости.

Человек, к которому у Баранова с Мамалыгой имелся неоплаченный счет, запер дверь веранды, спустился по крутым ступенькам крыльца, распахнул скрипучие ворота и сел в машину. Двигатель «восьмерки» завелся с пол-оборота; машина осторожно выкатилась на дорогу и остановилась. Водитель сдал немного назад, чтобы не шлепать по грязи, вышел и аккуратно прикрыл ворота, после чего вернулся за руль и укатил.

Когда неровный шум мотора стих где-то за поворотом, напарники первым делом, не сговариваясь, полезли за сигаретами. Едкий табачный дым спугнул комаров; после долгого сидения на корточках было неизъяснимо приятно выпрямиться во весь рост и, ни от кого больше не прячась, спокойно выйти на дорогу.

По случаю рабочего дня в поселке было пустовато. Здесь, как и повсюду, конечно же, водились беспокойные пенсионеры — те, что круглый год живут за городом и даже зимой, когда делать на участке нечего, просыпаются ни свет ни заря. Однако проведенная заранее разведка показала, что ближайший абориген преклонного возраста обитает на соседней линии, откуда дом клиента не виден, и к тому же не имеет телефона — ни мобильного, ни обычного, городского. Посему напарники могли чувствовать себя вполне свободно; клиент, выбирая укрытие подальше от людских глаз, сам выкопал себе яму, и теперь его оставалось только в эту яму столкнуть.

Парочка фальшивых рыбаков, выглядевших, впрочем, вполне натурально, по колено в мокрой траве пересекла луговину. На дороге они остановились и, дружно дымя сигаретами, с праздным видом огляделись по сторонам. Вокруг было тихо, только звенели над ухом комары, да неутомимые скворцы, черными молниями рассекая воздух в поисках пропитания, издавали крыльями характерный свистящий шелест.

— Хорошо-то как! — дыша полной грудью, сказал Мамалыга, в котором некстати проснулась доставшаяся по наследству от далеких деревенских предков любовь к родной природе.

— Хорошо в деревне летом, пристает говно к штиблетам, — немедленно изрек Баранов, который, в отличие от напарника, был горожанином всего лишь в первом поколении и потому никогда не упускал возможности продемонстрировать свое глубокое презрение к сельскому хозяйству и всему, что с ним связано. — Пошли, братан. Дело надо делать, а то стоим тут, как два столба. Еще немного, и местные кобели возле нас лапу задирать начнут.

Оставляя на мокром песке глубокие отпечатки резиновых сапог, они перешли дорогу. В рюкзаках, которые они несли за плечами, негромко позвякивало и булькало. Если бы эти звуки услышал кто-то посторонний, он бы наверняка подумал, что перед ним еще те рыболовы: придут сейчас на речку, забросят удочки и сразу же про них забудут, потому что в рюкзаках у них звякает и булькает кое-что, что будет поинтереснее рыбалки. Но посторонних поблизости не было, и парни беспрепятственно проникли во двор, толкнув незапертые ворота.

Мамалыга отдал Баранову свой рюкзак, шагнул под куст сирени, росший у самых ворот, и стал из этого укрытия наблюдать за улицей. В руке у него как-то незаметно появился пистолет с глушителем; проверив обойму, Мамалыга спрятал руку с пистолетом за пазуху и затоптал окурок, чтобы случайный прохожий не обнаружил его по хорошо заметному на фоне темной листвы дыму.

Баранов, держа на каждом плече по рюкзаку, решительно поднялся на крыльцо, бегло осмотрел замок, презрительно хмыкнул, отступил на шаг и резко ударил по нему ногой. Одного удара оказалось достаточно: от косяка с треском отлетела длинная щепка, и дверь распахнулась настежь.