Метод Нострадамуса

Он не ошибся. Едва разговор зашел о деньгах, директор музея надулся, как футбольный мяч, и с огромным апломбом сообщил, что торговать историей родного края не намерен. Он был интеллигент с принципами — то есть, попросту говоря, истеричный болван. Убедившись в этом, Библиотекарь рассыпался в извинениях, был прощен и в качестве компенсации за излишне резкий отказ получил милостивое разрешение сфотографировать драгоценный раритет. Чтобы обеспечить приемлемое качество фотографии, пришлось поднять стеклянную крышку витрины; в ходе этой процедуры Библиотекарь убедился в отсутствии сигнализации. Сфотографировав титульный лист дневника — то есть все, что ему было разрешено сфотографировать, — он сердечно распрощался с неподкупным хранителем местной старины и вернулся в подвальное гнездышко милейшего Ефима Моисеевича.

Здесь Библиотекарь доложил о результатах поездки Корневу. Операция по изъятию дневника готовилась основательно, с размахом: в помощь Библиотекарю были даны два сотрудника местного управления ФСБ (естественно, не посвященные как, впрочем, и их начальство), а для его эвакуации на ближайший к Шарово военный аэродром выслали транспортный самолет.

Он вернулся в Москву порожняком, но о том, что операция провалена, стало известно задолго до его возвращения. Один из прикомандированных к Библиотекарю оперативных сотрудников ФСБ, капитан Воропаев, сумел воспользоваться контактным телефоном, который на случай непредвиденных обстоятельств сообщил своим помощникам Библиотекарь. Это был номер мобильного телефона Ивана Яковлевича, и Воропаев позвонил по нему из почтового отделения поселка Шарово, куда вломился посреди ночи, без затей высадив плечом хлипкую дверь.

Разговаривая по телефону, Воропаев задыхался, как будто только что пробежал десятикилометровый кросс по пересеченной местности. Связь была отвратительная, и Иван Яковлевич с трудом разобрал только, что группа подверглась вооруженному нападению, и что Библиотекарь, а вместе с ним и напарник Воропаева, капитан Гурин, убиты наповал неизвестными лицами в милицейской форме. Воропаев так и сказал: «наповал», а потом в трубке раздались звуки, подозрительно похожие на автоматную очередь, и связь оборвалась.

Расследованием этого происшествия занималось местное управление ФСБ. Изрешеченный автоматными пулями труп капитана Воропаева был обнаружен в помещении почты подъехавшим на звуки пальбы нарядом милиции. Мертвая рука сжимала трубку телефона, на который, к слову, тоже кто-то не пожалел пули.

На рассвете того же дня на обочине шоссе на некотором удалении от поселка обнаружили остов сгоревшего дотла автомобиля «УАЗ» с двумя обуглившимися до полной неузнаваемости трупами внутри. Даже невооруженным глазом, без экспертизы, было видно, что эти люди сгорели уже мертвыми — того, что сидел за рулем, убили из пистолета, а пассажир получил автоматную очередь в затылок. За рулем сидел капитан Гурин — его удалось опознать по найденному на трупе табельному пистолету Макарова. Машина тоже была та самая, на которой Турин и Воропаев отправились выполнять последнее в своей жизни задание, так что насчет личности неопознанного пассажира можно было не сомневаться: это был Библиотекарь.

По сути, подробный протокол осмотра места происшествия был и остался единственным документом в материалах дела, который хоть чего-то стоил. Все остальное представляло собой многословный мусор, из которого явствовало только, что участники расследования тыкались из угла в угол, как слепые котята, попадая из одного тупика в другой и с трудом, задним ходом, выбираясь из него только для того, чтобы немедленно угодить в третий.

А примерно через полтора месяца после этого нашумевшего тройного убийства в лесу, в яме под сосновым выворотнем, под кучей сухого валежника обнаружились еще два трупа. На обоих была милицейская форма; при этом, как удалось установить, никто из личного состава правоохранительных органов в радиусе трехсот километров от Шарово в указанный период времени без вести не пропадал. При проведении судебно-медицинской экспертизы обнаружилось, что тело одного из убитых густо покрыто татуировками однозначно тюремного происхождения. По этим татуировкам его удалось опознать. Убитый оказался рецидивистом по кличке Карп, неоднократно судимым за грабежи и разбойные нападения. Эта богатая трудовая биография полностью исключала версию о принадлежности убитых к правоохранительным органам, и местных ментов наконец-то оставили в покое.

А дневник Бюргермайера, из-за которого заварилась вся эта каша, между тем преспокойно лежал на своем месте, в стеклянной витрине краеведческого музея поселка Шарово…