Кабинет Альберта Витальевича Жуковицкого представлял собой обширное, обставленное с варварской роскошью помещение, ослеплявшее вошедшего белизной стен, позолотой лепных завитушек и яростным сверканием надраенной до зеркального блеска бронзы многочисленных подсвечников и канделябров. С высокого потолка свисала громадная, невообразимой тяжести хрустальная люстра, окна были наглухо занавешены белоснежными шелковыми маркизами, дополнением к которым служили тяжелые, глубокого золотистого оттенка портьеры. Вычурная мебель — не то старинная, не то мастерски сработанная под старину, — тоже была белая с золотом, с сиденьями и спинками, обтянутыми той же золотистой тканью, из которой были сшиты портьеры. Узорчатый паркет из ценных пород дерева был натерт до блеска; при желании в него можно было смотреться, как в зеркало, но такая мысль здесь просто не приходила в голову, поскольку зеркал в кабинете и без того хватало с избытком.
Письменный стол был под стать кабинету — огромный, роскошный, вычурный, бело-золотой. Установленный на приставном столике сбоку современный компьютер выглядел анахронизмом, а сидевший в похожем на трон кресле за столом хозяин кабинета и вовсе как-то терялся на фоне всего этого блистающего великолепия.
Альберт Витальевич сидел за компьютером и, коротая время, пытался разложить пасьянс. Периодически он прикладывался к низкому широкому стакану с шотландским виски, после чего всякий раз затягивался сигаретой, которая тлела у него под рукой, в надраенной, как судовой колокол, бронзовой пепельнице. Протянув руку, он подливал виски в стакан из стоявшей тут же, на столе, квадратной бутылки с черно-золотой этикеткой. Костюм господина Жуковицкого тоже был незапятнанно-белым, в тон обстановке; можно было подумать, что Альберт Витальевич нацепил его вместо маскхалата, чтобы превратиться в человека-невидимку, окончательно растворившись в бело-золотом сверкании своих рабочих апартаментов.
Этот безупречный наряд в сочетании со стаканом виски, сигаретой и разложенным на экране компьютера примитивным пасьянсом наводил на мысль, что Альберт Витальевич пришел в свой кабинет не заниматься делами (ибо он ими не занимался) и не повалять дурака (ибо никто, собираясь валять дурака у себя дома, не одевается, как на официальный прием у королевы Великобритании). Похоже было на то, что господин депутат назначил кому-то встречу и что он придает этой встрече очень большое значение.
Так оно и было. Альберт Витальевич тщательно подготовился к назначенной встрече, постаравшись ничего не упустить. Варварская, бьющая в глаза роскошь огромного кабинета, безупречно сидящий белоснежный костюм стоимостью в несколько тысяч долларов, украшенная крупным бриллиантом золотая заколка для галстука и даже дурацкий электронный пасьянс, с момента своего изобретения служащий излюбленной забавой для бездельников, впустую убивающих рабочее время, — все было продумано до мелочей. Все было направлено на то, чтобы прямо с порога указать посетителю его место, провести между ним и хозяином кабинета непреодолимую черту, раз и навсегда расставить все точки над «i» — словом, на то, чтобы окончательно унизить, деморализовать того, кто, судя по всему, и без того уже был в достаточной степени унижен и деморализован.
Альберт Витальевич Жуковицкий поджидал человека, который предлагал приобрести недостающую часть «Центурий» Нострадамуса и дневник придворного астролога Петра I Конрада Бюргермайера — того самого типа со шкиперской бородкой и профилем античного полубога, что по глупой своей самонадеянности заломил за товар несусветную цену и даже имел наглость демонстрировать Альберту Витальевичу свое мнимое над ним превосходство. Жуковицкий считал, что подобные выходки не должны оставаться безнаказанными; частично наглец уже понес наказание, но то было только начало. По завершении сделки Альберт Витальевич твердо намеревался произвести с хамом окончательный расчет, а пока что настало самое время поторговаться — уже на иной, более реальной основе.
Накануне бородач позвонил Альберту Витальевичу и попросил о встрече. Голос у него был усталый, чуть ли не больной, и этим шелестящим, утомленным голосом обладатель бесценных документов сообщил, что в интересующем Альберта Витальевича деле появились новые обстоятельства, которые необходимо обсудить с глазу на глаз.