Метро

— Вот тут, — сказал Артем.

Переглянулись.

Сели ждать за дождиком, уставившись каждый в свой стакан. Гомер ерзал, кашлял. Артем слушал себя: что там? Ветер внутри выл. Крутил железные лопасти, скрипел, переделывался в силу, чтобы Артему еще немного побыть на земле. Где вы, белобрюхие небесные корабли? Куда летите по этому ветру? Глотал водку: в стакане от того, что пригубливал, расходилось розовое облако, а внутри у Артема — облако мутное, как самогон. Сон наваливался. Сколько он не спал? Сутки?

Достонали; вышел какой-то хмырь, застегиваясь. Улыбнулся, как победитель. Что с этим делать?

Гомер сорвался с места, зашаркал туда. Курицу бросил.

— Саша?!

— Гомер… Ты?..

Артем не двигался. Не его разговор. Но не слышать не мог.

— Боже… Ты тут… Зачем ты? Сашенька…

— Со мной все в порядке.

— Я… Я думал, ты умерла… Искал тебя там, на Тульской…

— Прости.

— Почему ты не сказала мне? Не нашла?

— А ты как меня нашел?

— Я… Артем. Знаешь его? Он мне показал.

— Он тут?

— Ты… Зачем этим занимаешься? Саша? Зачем ты — этой грязью?

— Разве — это — грязь?

— Тебе не надо. Нельзя этим. Давай, ты… Собирай вещи свои. И пойдем.

Артем огладил наганный барабан. Не прямо сейчас. Завтра, послезавтра — когда к ней явится Бессолов. Пускай ответит. После этого — пожалуйста. Хорошо? Курица смотрела на него, голова набок.

— Куда? Я не пойду никуда.

— Как это? Тебя держат тут? Ты в рабстве? Мы можем… Я попрошу…

— Нет.

— Я не понимаю! Ты можешь другим зарабатывать… Если тебя выкупить нужно… Тебя нужно выкупить?

— Я не в рабстве.

— Тогда что?! Я не понимаю…

— Я тут на своем месте. Расскажи лучше про себя, как ты? Как… Хантер?

— Не знаю. Господи… Что значит — на своем месте?!

— Я там, где я нужна людям.

— Это глупость, это бред! Тебе восемнадцати нет еще! Что ты такое говоришь?! Это бордель! Притон! Все эти грязные мужики… Это не может так продолжаться! Мы уходим!

— Нет.

— Пойдем!

— Пусти!

Курица вслушивалась: переживала за Гомера. А Артем не вмешивался. Прав не хватало. Да и на чьей стороне вмешиваться?

— Ты не должна! Ты не имеешь права! Ты не проститутка!

— Как будто это самое плохое, что может случиться с человеком.

— Ты… Бедная девочка. Я потерял тебя… Я виноват…

— Ты не виноват. И ты не мой отец.

— Я и не… Зачем тебе здесь быть? Тебе не нужно!

— Это все? Ты же думал, что я умерла. Вот я, живая — какая разница, проститутка я, или нет?

— Ты! Не! Проститутка!

— А кто?

Какой-то человек остановился у открытой двери. Затылок обритый собран в складки. На плечах куртка кожаная топорщится. Охранник? Проверяет, можно ли хозяину зайти? Артем протер глаза, подался вперед, посмотрел вправо и влево. Темные волосы на пробор, мешки под глазами — нет такого человека в толпе?

— Ты не та девушка, которая станет за патроны себя… Которая позволит… Себя… С собой такое… Я тебя не такой помню!

— Ясно. А если я такая теперь, то что?

— Нет! Это мерзко!

— Ну сделай меня другой в своей книжке. Сделай меня такой, как тебе нравится. Какая разница, чем я занимаюсь в жизни? Какая разница, что там с Хантером?

— При чем тут это?!

— Ты закончил свою книгу? Чем? Что случилось на Тульской?

— Я не понимаю. Потоп! Прорыв вод.

— Чудо. Чудо у тебя там?

— Это не финальный вариант.

— Ну поправил же резню на чудо. Вот и меня поправишь. Сделай меня феей. Прости. У меня следующий гость сейчас. Я по записи принимаю. Как доктор. Сделай меня доктором.

— Я не уйду!

Человек со складчатым затылком послушал это все, плюнул и ушел. Артем обмяк. Гладил Рябу пальцами. Курица дремала. Наган не спал.

* * *

Вертели анальгин со спиртом этот вертеп, вертели мир, Артемову голову, ненадежно закрепленную, вертели. Вышел наконец Гомер — потерянный, как ледяной водой облитый и током встряхнутый.

— Зачем она так?

— Ты иди. Иди, дедуль. Дай мне с ней поговорить. Потом… Увидимся. Давай в той же харчевне. Где вы с Ильей. Соболезнования ему.

— Ты тоже… Ее?

— Посмотри на меня. Куда мне? Мне поговорить.

— Забери ее отсюда, Артем. Ты хороший парень. Искренний. Забери.

— Искренний. Ладно.

Постучал. Она слышала уже голос, не удивилась ему. Он качнулся внутрь.

— Привет.

— Ты вернулся! Был в своей Балашихе?

— Был.

— На тебе лица нет. Сядь. Хочешь что-нибудь? Воды? Вот тут, вот сюда.

Она была удивительно чистой, Саша. Свежей. Никакая грязь к ней не приставала. Вот только что мяли ее, разрывали на куски, а она волосы всего поправит — и воспрянет снова. Как это она делает? Как женщины это делают? Может, пьют мужчин?

— Там… Там глушилки. В Балашихе.

— Какие глушилки?

— Сашенька. Этот человек, которого ты хозяином называешь… Бессолов…

— Погоди. Это что тут у тебя? Господи, какие ужасные язвы. И это… Ты горячий. У тебя жар.

— Постой. Ты слышишь? Этот Бессолов. Кто он такой?

— У тебя пистолет.

— Когда он придет?..

— Бедный. Тебе хуже, да?

— Это он? Тот извращенец, который тебя использовал тогда, ночью? Который меня использовал? Который смотрел на нас?

— Который нас познакомил?

— Послушай. Послушай меня. Когда он придет? Я хочу с ним поговорить. Мне нужно.

— Зачем?