Меж двух огней

Проклятые рыцари проехали центральный тракт и продолжили двигаться на юг вместе со мной и Пандорой. Владминар в ответ на вопрос, что сподвигло его поехать спасать Веронику, неопределённо хмыкнул и хлопнул меня по спине. Отчасти я был рад, поскольку оставаться наедине с вампиршей категорически не хотел. Отчасти я был воодушевлён прогрессом, который давали тренировки. Отчасти я был огорчён, потому что потерял последний шанс выспаться. А ещё я понял, что Владминар — первый человек на Мельте, против компании которого я ничего не имел.

* * *

Я сидел у костра с кружкой кипятка, в котором плавали хвоинки, и ощущал себя на седьмом небе от счастья. Мы добрались до предгорий и остановились поблизости от деревушки, от которой петляла вверх тропа к монастырю. Владминар разрешил поспать вместо учебных боёв и упражнений. Даже в голове прояснилось, будто с неё стянули тугой обруч, не позволявший мозгам соображать. За это стоило благодарить горный воздух, по-особому свежий и пронизывающий.

— Парень, раз ты не инициирован, чего ж не дал дёру, когда схватили Веронику? Уж совсем не обязательно было отыскивать меня. На худой конец прирезал бы её, когда заснула, — спросил Владминар, и я поперхнулся отваром. Вопрос поставил в тупик. Вернее, то, от кого он прозвучал. Выходит, не все проклятые рыцари — твердолобые фанатики.

Подумав, ответил полуправдой:

— Ну, это неправильно… бросать Веронику, наверное? То есть… Её схватили из-за меня. Я ответственен за неё.

Плюс не факт, что получилось бы выжить в одиночку. Я не питал иллюзий относительно своих умений ни тогда, ни сейчас.

— Неправильно? С тобой не согласился бы почти весь мир, что лежит под пятой Триединых. С точки зрения святош, правильно убивать тех, в ком есть намёк на тьму. Так учат с детства, и редко когда в человеке возникает смелость, чтобы пойти наперекор свету.

А я, получается, двигался наперекор свету? Словно судьба подталкивала меня прочь от добра ко злу. Но означал ли свет добро? Где лежала граница, отделяющая преступления вампиров и церкви от преступлений, свершённых во славу тьмы? Кто оплакивал кровь, пролитую светлыми армиями в сражениях с другими светлыми армиями?

Свет и тьма — это всего лишь стихии. Всего лишь магия, что позволяет навязывать окружающим свою справедливость. Магия — способ изменить мир, подчинить его или принести в него покой. Обязательно ли выбирать сторону? Да и существовали ли стороны в действительности? Куда ни погляди, добра и справедливости на Мельте мало, в отличие от высокомерия и подлости, пренебрежения к жизни и честолюбия, из-за которого люди готовы утопить остров в крови. Какая разница, кто убьёт десять, сто, тысячу человек — маг тьмы в ритуале или аристократ, пославший людей на смерть ради призрачной выгоды?

Я допил отвар и отошёл от костра, чтобы расчистить место. Размышления прогнали сонливость, можно и потренироваться. Со вздохом поднялся Дерек. Сверху упало немного снега; Пандора, сидевшая на толстой ветви, сменила позу. Ей ещё мерещилась слежка, и она пронзала ночь своим кошачьим взором. Владминар поглаживал ножны с шаэ’руном и смотрел поверх огня.

Над нами высились горы. Их силуэты проступали смутными пятнами, что были темнее темноты. В них сплелись угроза и обещание.

Глава 49

Ночью грянул мороз, от которого тянуло поглубже завернуться в ворох одеял и зашить вход в палатку, но к утру потеплело. Погода стояла ясная, и стены монастыря просматривались без помех. Его наружная часть находилась на уступе, образованном глубокой горизонтальной трещиной, что прочертила почти отвесный склон. К нему вела крутая тропка, выдолбленная прямо в скале, ни о каких поручнях или хотя бы захудалом деревянном заборчике не шло и речи.

Стены надёжно скрывали монастырские внутренности. Если бы не феноменальная память Пандоры, которая, естественно, саму идею памяти отрицала, обитель монахов пришлось бы штурмовать вслепую. На привалах вампирша рисовала расположение наружных зданий и туннелей, что лежали за и под ними.

Нас интересовали темница и хранилище, куда, по словам Пандоры, наверняка спрятали шаэ’рун.

Кинжал потребовал вернуть Владминар. Не допускавшим возражений тоном он объявил, что не намерен оставлять в лапах святош древнюю реликвию. Я вспомнил, что Вероника относилась к шаэ’руну с трепетом и не расставалась с ним надолго. Её связь с кинжалом была для меня загадкой, но девушку определённо расстроит, если мы не заберём его.

Пандора тогда лишь пожала плечами.

— Тогда тебе его и вытаскивать, — сказала она безразлично, — я к нему прикасаться не желаю.

Хоть никто и словом не давал понять, что я пойду за остальными, я заучивал схемы так же усердно, что и проклятые рыцари. Умом я понимал, что большой пользы не принесу и будет лучше постеречь лошадей. Однако меня гнал вперёд внутренний огонёк, изводящая душу тревожность, что зародилась в груди, когда ящероконь Пандоры поднял копыто над моим лицом.