Меж двух огней

Я послушно отошёл, и Исак убрал платок от лица, сверкнул безупречными зубами в широкой улыбке.

— Благодарю. Знаете, подозреваю, что нежить испытывает что-то похожее. Иначе с чего бы ей нападать на живых даже без приказов? В отличие от нас, у нежити отсутствует интеллект, и тем не менее чем-то же она руководствуется, когда раздирает людей.

Разговор устремился не в то русло, и я решил сменить тему.

— У вас красивая деревня.

— Когда имеешь в распоряжении вечность, рано или поздно испытываешь желание сотворить что-нибудь красивое.

— Тогда почему не построили настоящую стену? То, что вместо неё, не остановит даже зайца. Хотя они у вас не водятся, — добавил я, вспомнив, что животные сбежали от соседства с мертвецами.

Мальчик пожал плечами.

— Плетень — это напоминание. Любая красота преходяща, и вечность — это в действительности всего лишь взятые взаймы у судьбы годы. Нас не уберегут от расплаты и самые высокие стены, а остальное не заслуживает того, чтобы их строить.

Пожалуй, пора перестать думать о нём как о мальчике. Фаталистические рассуждения, исходившие из уст ребёнка, выглядели смешно, если забыть, что он старше моих родителей.

Я забыть не смог. Оттого предпочёл прекратить докучать Исаку вопросами. Мою благодарность за тёплый приём он воспринял с отстранённой невозмутимостью и, убедившись, что я закончил, откланялся.

И всё-таки в Исаке была искра, заслуживавшая уважения. Его идеи перекликались с тем, чему меня учили с детства. С недоверчивым удивлением я осознал, что мне понравился этот неупокоенный — и их быт, обрисованный в грубых штрихах. Теперь деревня не казалась мне погостом. В ней протекала своеобразная жизнь, в которой не было места посторонним, но жизнь эта не мешала другим — более того, предпочитала мирное сосуществование кровавым альтернативам.

Так и сходишь с ума, начиная сочувствовать мертвецам.

* * *

— Как игрушка с ярмарки, — сказал Алойз, не переставая жевать полоску вяленого мяса. Полоска промёрзла насквозь, больше льда, чем мяса, но хоть какое-то занятие. Жевать и болтать. А ещё наблюдать и дрожать от промозглого холода.

До чего унылая штука война. Алойз почти скучал по сражениям, хотя знал, что когда дело дойдёт до рубки, то он будет скучать по покою.

— Великоват для игрушки, — отозвался Фабиан. Он с утра дышал на ладони и твердил, что они скоро отвалятся. Пока не отвалились, но от нытья его это не избавило.

— Я не про размер, — уточнил Алойз, глубокомысленно описав полоской круг. Ему пришло в голову, что твёрдым мясом можно забить человека до смерти. Смерть не от клинка, а от жёсткой, как стоптанная подошва, еды.

Безделье всегда наводило его на странные мысли.

Весь день облака сгущались над Старой Литецией. Небо темнело, опускалось всё ниже, и колючий ветер набирал силу. Солнце давно скрылось за тучами и показываться явно не собиралось. Будь его воля, и Алойз бы тут не показывался — паршивое местечко. Пропитанное смертью. Где это видано, чтобы лес был настолько тихим? Да, покачивались разлапистые сосны, но и они делали это нерешительно, неслышно перебирали ветвями. Будто сама природа боялась того, что обитало поблизости.

— А про что?

— Про красоту! — с неожиданной злостью выпалил Алойз. Смутился, но виду не подал: он старше по званию, негоже выказывать слабость перед подчинённым. Даже если он с Фабианом из одного села. Парень тот по-своему славный, просто начисто лишён воображения.

— Глянь, улицы ровные и широкие, стены — ух, как горы, дома один ко второму, но каждый в чём-то отличается от соседа. И чудной такой, будто необитаемый, хотя вроде кто-то бродит там. Они, небось, всё снесли и перестроили.

— Угу. Жопу при штурме порвёшь.

Алойз вздохнул. Нечего было ожидать, что Фабиан поймёт.

— Ну, наши-то задницы будут рваться не здесь.

Они сидели на вершине холма, с которого открывался отличный вид на Старую Литецию.

— Это если нас не найдут, — мрачно бросил Фабиан, потирая ладони.

Об этом Алойз размышлять не захотел и умолк, в очередной раз предприняв атаку на каменное мясо.

А Фабиан бросил украдкой взгляд на командира. Алойз был по-своему славным парнем, однако частенько витал в облаках и обращал внимание на всякую ерунду, не стоившую упоминания. Но повысили его, а не Фабиана. Может, что-то и было в его трёпе?

Фабиан решительно уставился на город, но никакой особой красоты в нём не увидел. Да, выстроен как по линейке, да, манерный. Фабиану больше приходились по душе петляющие крикливые улочки Кельдиниума, где он как-то побывал. От Старой Литеции веяло непонятной жутью. То есть жуть-то понятная — там затаилось зло. Однако этим дело не ограничивалось: не мог честный город быть построен так… так…

От напряжения разболелась голова, и Фабиан перестал ловить скользкую, как вымоченный в масле угорь, мысль. Подышал на пальцы. Затем его привлекло кое-что иное: медленно опустился мост к восточным воротам. Выступили первые ровные шеренги.

— Это что за херовина?

Предполагалось, что они будут ждать до прибытия Соединённого Войска. С чего бы слугам тьмы выдвигаться из Старой Литеции? Они намеревались дать бой в чистом поле?