Меж трех времен

Комната в точности походила на «камеру отправления» – некрашеный пол из чистых струганых досок, бревенчатые стены. На первый взгляд, они вовсе и не покидали своего времени, небольшого бетонного здания институтского загородного филиала, где под тремя замками скрывалась камера, она же – стартовый бункер. И кодовый замок был совершенно таким же.

Судя по скептическому взгляду Мокина, ему в голову пришли те же мысли. Смахнув невидимые пылинки, он спросил:

– Получилось?

– Сейчас проверим, – сказал Багловский. – Признаюсь честно, иногда перехода не получается, остаемся на прежнем месте, то есть в нашем времени. Ну, как если бы завели машину, а мотор и заглох…

– А это всегда так бывает – башка будто с бадуна?

– Всегда, – кивнул Багловский. – Независимо от того, удался переход или нет. Явление совершенно неизученное – мы еще многого не изучили толком. Подозреваю, сознание просто-напросто на время отключается, попадая в некие непривычные условия…

Он подошел к двери, набрал шестизначный код – электронный замок при каждом нажатии кнопки отзывался знакомым писком, помедлил секунду, взялся за ручку и решительным рывком распахнул дверь.

Юля невольно ойкнула.

Не нужно было никаких разъяснении. Получилось. Вместо безликого коридора конца двадцатого века с матовыми плафонами на потолке и обшарпанным линолеумом на полу за дверью была довольно большая комната с такими же бревенчатыми стенами, широкой лавкой в углу, незастекленным окном, за которым зеленели деревья…

А у окна стоял высокий бородатый мужик в черных шароварах, черной жилетке и синей рубахе навыпуск, перехваченной крученым пояском с кистями. Кузьминкин даже подался назад…

– Поздравляю, господа, – невозмутимо прокомментировал Багловский. Удалось. Восемьсот семьдесят девятый год… Двадцатый век еще не наступил…

Мокин схватил его за рукав, гримасничая.

– Да не берите в голову, – расхохотался Багловский. – Это не абориген, это Эдик. Здешний, так сказать, смотритель и агент в данном времени. В старые времена речушка еще не высохла и мельница еще стояла, вот Эдик и мельничает. Местечко неплохое, раньше мельников подозревали в связях с нечистой силой и особо им своим обществом не надоедали…

– Какой я мельник? Я ворон здешних мест… – пробасил Эдик.

Теперь Кузьминкин рассмотрел, что лет ему было не больше тридцати – просто окладистая борода старила.

Багловский кошачьим шагом прошелся по горнице, заглядывая во все углы, нагнулся, поднял короткую синюю ленточку.

– Ну Виктор Викторыч… – чуть смущенно развел руками ворон здешних мест. – Я ж не виноват, что девки сами бегают. И будущего жениха им в лохани покажи, и сопернице след проткни… Стараюсь, как могу. А если что, я ж их не насилую, сами согласны. Говорят, в старые времена мораль была высокая… Лажа полная. Трахаются, как в двадцатом, кошки гладкие. И никакого тебе СПИДа… – но только сейчас заметил Юлю. – Пардон, мадемуазель, увлекся… Разрешите представиться: мельник Филимон, справный мужик и здешний колдун…

– Очень приятно, – в тон ему сказала Юля, подобрала подол платья, перешагнула порог. – Мадемуазель Белевицкая… вы любезный, не подскажете, где тут можно пописать? Сама знаю, что реплика отнюдь не красит юную даму из общества, но мне от такого путешествия страшно писать захотелось, словно часа три прошло с тех пор, как выехали…

– Любые кусты к вашим услугам, барышня, – усмехнулся в бороду «резидент». – Места тут глухие…

– Экипаж здесь? – деловито осведомился Багловский.

– Конечно. Сейчас и поедем?

– А зачем тянуть? Подождем барышню и айда.

Они вышли на крылечко. Настоящую водяную мельницу Кузьминкин видел впервые в жизни, и его прямо-таки будоражили окружающие реалии, в общем, самые обыкновенные: огромное колесо, зеленая тина на спокойной воде, заросли нетронутой малины… Стояла уютная тишина, нарушаемая лишь щебетаньем птиц. Он пытался убедить себя, что находится на сто двадцать лет прежде, – и не мог. Не было вокруг ничего чудесного …

– А солнце, господа, стоит словно бы значительно ниже, – сказал Мокин. – Странно…

– Ничего странного, – мимоходом ответил Багловский. – Три раза из четырех, «перепрыгивая», часа два-три вперед прихватываем. Два-три, не больше. Почему так, мы опять-таки не знаем пока…

Они оглядели друг друга, словно видели впервые, – все трое в светло-серых визитках, разве что брюки у Багловского были черные, а у них полосатые, серо-черные, да у Кузьминкина вместо цилиндра, как у спутников, красовался на голове котелок.

– Как инкубаторские… – поморщился Мокин.

Багловский пожал плечами:

– Вот тут уж ничего не поделаешь. Мода здесь предельно консервативная, выбор небогатый. Женщинам не в пример легче, – да и у военных разнообразие парадных мундиров прямо-таки невероятное…

– Вот бы в джинсе, – сказал Мокин.

– Увы, приняли бы за кого-нибудь вроде циркача или, в лучшем случае, за немца-чудика… Пойдемте?