Между двумя романами

Да, скажу вам, фантастическая пошла у меня жизнь… То небо такое розовое над головой, то серой потянет. И вот, в самый разгар газетной брани вызывает меня к себе Михайлов, член Президиума ЦК КПСС, а может, в то время еще комсомольский главный вожак. Вызывает и начинает увещевать: покайся, мол, в грехах-ошибках, и все потечет – хорошо. Я упираюсь, и под конец беседы Михайлов раздраженно говорит: «Твое счастье (они все любили «тыкать»), что ты не партийный, а то вылили бы на твою голову три ушата «партийной воды»!»

И вот, я говорю, в это самое время вдруг, именно вдруг, будто с неба падает счастливый билетик: Дудинцеву с женой и четырьмя детьми выделена четырехкомнатная квартира на Ломоносовском проспекте. Мы с женой тотчас собрались смотреть квартиру. Осмотрели и даже «отплясали» в ней. Оказалось, слишком рано. Вскоре собралась жилищная комиссия, в которую входили и писатели, и постановила, что с Дуцинцева довольно будет и трехкомнатной. Мы были счастливы: отдельная квартира! Да еще с окном-эркером и двумя балконами (в четырехкомнатной и одного балкона не было). Тем более счастливы, что я ведь нигде не заикался на предмет расширения площади, никуда не писал, заявлений не подавал. Радость огромная, и ее никак не могло омрачить дошедшее до меня замечание одной дамы из комиссии, писательницы Чертовой: «Успел отхватить все же квартиру!»

Почему же мне дали «отхватить» квартиру? Думаю, побудители те же, что и в решении издать все же книгу в «Советском писателе». Была весна 1957 года. Близился Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который должен был происходить в Москве. А тут этот намозоливший всем глаза писатель, о котором не перестают говорить за границей. Пусть увидят, в каких квартирах у нас писатели живут. Наверное, я так сужу потому, что вскоре меня призвал к себе Сурков и предложил: «Давай-ка, Дудинцев, забирай свою семью и поезжай из Москвы на время фестиваля куда-нибудь на юг». Он опасался, что ко мне могут прийти иностранные гости и, как он говорил, «как бы не было провокаций».

В эти самые дни я получил письмо из Америки от издателя Маккрея, возглавлявшего фирму «Даттон». Он был очень интеллигентный, добрый, мягкий человек, хотя, может быть, и акула империализма. И он меня как издатель приглашает посетить Америку, быть его гостем. Я, пишет, оплачиваю Ваш полет туда и обратно, и Ваше пребывание в течение месяца в Соединенных Штатах, и все, что нужно для Вашего ознакомления с моей страной.

Я знал, что ехать туда мне не разрешат (были уже прецеденты), поэтому я, как воспитанный советский человек, мягко ему отвечаю: «Уважаемый господин Маккрей, к сожалению, я по ряду неотложных дел не могу принять Ваше приглашение, хотя очень за него благодарю и т. д.». Приблизительно так. И собираюсь отослать. Как вдруг раздается телефонный звонок, и звонит мне какой-то чиновник, уж я точно не помню – был в то время какой-то Комитет по культурным связям с заграницей. По-моему, он чуть ли не на правах министерства был, и там, по-моему, главой Юрий Жуков, временно. Приглашают зайти «по вопросу вашей поездки». Уже знают. Я прихожу. Какой-то такой… я уже забыл, где этот дом, такой старинный особняк… Вхожу… Там заместитель, по-моему, Кузнецов его фамилия – с виду интеллигентный человек. Он меня приглашает в кабинет. Смотрю – на столе лежит большая папка, на которой написано: «Дудинцев». Толстая. Не досье, а прямо досьище! И он листает это досье и достает письмо Маккрея мне!

«Вы получили это?» – «Да, – говорю, – получил. Как раз мы по этому поводу…» – «Что вы ответили?» Я говорю: «Я не ответил, а только хочу…» – показываю ему. «Дайте посмотреть!» – «Да смотрите…» – «Знаете, минуточку посидите… Я к шефу…»