Для выяснения этого момента исторических судеб Великороссии имеет существенное значение вопрос о пресловутых «куплях» Ивана Калиты. Дмитрий Донской называет в своей духовной Галич, Белоозеро и Углич «куплями деда своего». Это свидетельство источника, весьма авторитетного, вызывало у историков большое недоумение, доходившее до попыток отделаться от него простым отрицанием. Недоумение обусловлено, с одной стороны, тем, что Калита и его сыновья не упомянули об этих «куплях» в духовных грамотах, а с другой – тем, что сохранились известия о князьях на Галиче и Белоозере во времена Дмитрия Донского. На разъяснении этих двух обстоятельств и сосредоточились толкования историков. Карамзин пояснял, что «сии уделы до времен Донского, считались великокняжескими, а. не московскими: поэтому не упоминается о них в завещаниях сыновей Калитиных»
371. Соловьев отверг это толкование, считая невозможным, чтобы Калита «прикупал» к великому княжению, которое «вовсе не принадлежало в собственность его роду», а могло перейти после его смерти к тверскому или нижегородскому князю: «Дело, по его мнению, объясняется тем, что Калита купил эти города у князей, но оставил еще им некоторые права владетельных, подчиненных, однако, в. к. московскому, а при Дмитрии Донском они были лишены этих прав»372. В.И. Сергеевич признал, что «земельные приобретения, приписываемые Ивану Калите, подлежат сомнению», а его «купли» нуждаются в дальнейших разысканиях; против Карамзина Сергеевич принял возражения Соловьева, но находил, что и после разъяснений Соловьева «молчание завещаний Калиты и его детей остается необъяснимым и возбуждаемые им сомнения неустраненными»373. Эти сомнения и неустранимы при сохранении традиционного представления, что деятельность Ивана Калиты направлена на «мозаическое собирание земель», что территория Московского государства – «плод полуторавековых скопидомных усилий московских князей по собиранию чужих земель» (В.О. Ключевский). Не землю собирали московские князья, а власть; не территорию своей московской вотчины расширяли, а строили великое княжение, постепенно и упорно превращая его в свое «государство». Если не видеть за Калитой – вотчичем московских владений – великого князя всея Руси, нельзя понять не только многих фактов его деятельности, но и многих текстов наших источников. В частности, нельзя понять при этом и вопроса о его «куплях». А между тем их связь с великим княжением, указанная в труде Карамзина, поясняет, почему в духовной Ивана Калиты нет упоминания о Галиче, Устюге, Белоозере, как не упомянуты ни Переяславль, ни Кострома, никакая великокняжеская волость, ни само великое княжение374. В духовной Дмитрия существенно для вопроса о «куплях» его деда само построение текста грамоты; за первой ее частью, где исчерпано определение уделов четырех князей Дмитриевичей в их московской отчине и опричнины младшего князя Ивана, следует особая часть грамоты, где находим благословение старшего, князя Василия, великим княжением («своею отчиною»), а трех младших – куплями их прадеда – Галичем, Белоозером и Угличем; то же различие московских и великокняжеских владений проведено и в следующем пункте духовной – при определении пожизненных владений вдовствующей княгини: из великого княжения ей назначены две волости – одна переяславская, другая костромская; затем села из галицких владений князя Юрия и белоозерских князя Андрея и еще два села из великого княжения: одно владимирское, другое переяславское; а далее идет указание тех волостей, какие даются княгине из «уделов» всех четырех князей (кн. Иван со своей опричниной в счет не идет)375.