Иван Калита умер в последний день марта 1341 г. Год знаменательный в истории Восточной Европы. В том же году умер и Гедимин, подлинный создатель Литовского великого княжения. При нем определился и окреп виленский центр нового государства – литовско-русского и его влияние сильно отразилось во Пскове, Великом Новгороде, Твери. Намечается в ходе событий вековая роль Смоленска как центра московско-литовских столкновений394. Литва была тем сильна в подчинении себе русских земель, что вырывала их из-под татарской зависимости. При Ольгерде подчинение русских земель идет параллельно столкновениям с Золотой Ордой, которая и ранее, при Гедимине, воевала Литву и посылала русских князей и свою рать под Смоленск. В 1341 г. Ольгерд напал на Можайск, сжег посад, но город не взял395. Все нараставший напор Литвы связан для московского отчича с защитой личных владений, помимо даже его великокняжеской политики. А шире, чем прямая сила Литвы, разрастается ее влияние, с которым все чаще и глубже приходится считаться великорусской великокняжеской власти во внутренних отношениях Великороссии.
Вопрос о приемстве на столе великого княжения по смерти Калиты разрешен в Золотой Орде, насколько можем судить по весьма отрывочным сообщениям наших летописных сводов, без особых трений – на основе созданного Калитой после окончательной победы над Тверью преобладания Москвы. Хан признал великое княжение за Симеоном Ивановичем на общем съезде всех русских князей в Орде, «и вcе князи русский даны ему в руце»396. 1 октября совершен во Владимире обряд посажения его на стол великого княжения, а вскоре затем был съезд всех русских князей в Москве397. Никаких известий об этом съезде, кроме глухого летописного упоминания, не сохранилось. А момент был крайне важный: предстояло определить отношения между великим князем и остальными князьями, как Симеон в ту же пору определял особым договором «у отня гроба» свои отношения к родным братьям. Будет ли слишком смелым предположение, что на московском съезде должны были сложиться договорные соглашения в. к. Симеона с князьями тверским, рязанским, суздальским, ростовским, ярославским, а вероятно, и другими? Впрочем, существеннее, чем защищать такое предположение, которое нет возможности подтвердить документально, было бы выяснить, насколько и в чем междукняжеские отношения Великороссии во времена в. к. Симеона вступают в новую фазу развития. Это тот момент истории Великороссии, когда Московское княжество, вотчинная опора великокняжеской политики московских Даниловичей, стоит лицом к лицу с местными великими княжениями – тверским, рязанским и нижегородским. Взаимные отношения этих четырех территориально-политических единиц определили дальнейший ход исторической жизни Великороссии, и его изучению необходимо предпослать характеристику их внутреннего строя, который лишь к середине XIV в. выступает перед нами с более или менее достаточной определенностью.
II
Московская вотчина князей Даниловичей определилась в основном своем составе с захватом Можайска и Коломны. Братья Даниловичи – по летописям пятеро – держались, по-видимому, в общем московском гнезде без выделения особых уделов каждому. По крайней мере, мы ничего не знаем о каком-либо их раздельном владении, хотя известие об их отъезде в Тверь князей Александра и Бориса Даниловичей398 может навести на предположение, что эти князья «волостились» со старшим братом. Во всяком случае, для нас исходный пункт истории княжого владения в московской отчине – духовные грамоты Ивана Даниловича Калиты, который пережил всех братьев и мог свободно и заново «дать ряд сыном своим».
Обе до нас дошедшие духовные грамоты Ивана Калиты399 обычно относят, следуя «Собранию государственных грамот и договоров», к 1328 г., хотя невозможность такой датировки давно указана А.В. Экземплярским400. Формула обеих духовных: