Между Москвой и Тверью. Становление Великорусского государства

Ряд в. к. Ивана Даниловича оставил недоговоренным многое в определяемых им отношениях. Братья Ивановичи дополнили этот ряд условиями договора, скрепленного крестоцелованием «у отня гроба»408. Возможно, что этому крестоцелованию предшествовали какие-то недоразумения между князьями-братьями. По крайней мере, на такое предположение наводит упоминание договорной грамоты о боярах, которые станут князей «сваживати»409, о том, что князьям из-за такой свады «нелюбья не держати», а учинить «исправу» и «виноватого казнити по исправе». А в конце договорной грамоты упомянута крамола боярина Алексея Петровича против в. к. Симеона, причем братья Симеона обязуются отступиться от боярина и ничем не помогать ни ему, ни его семье410. С этими данными можно сопоставить увещание братьям, какое в. к. Симеон внес в свою духовную, «жити за один», не слушать «лихих людей, кто иметь их сваживати», а слушать митр. Алексея и старых бояр, кто хотел добра в. к. Ивану Даниловичу и князьям его сыновьям411; а также тот факт, что боярина Алексея Петровича видим при великом князе Иване Ивановиче в должности московского тысяцкого, а затем убитым на московской площади, жертвой таинственной смуты, вызвавшей отъезд московских «больших бояр» в Рязань412.

Тенденция духовной Ивана Калиты к сохранению единства княжой семьи и сил княжества под старейшинством в. к. Симеона получила в договоре его сыновей дальнейшее развитие. Тут находим определение «одиначества» князей и отношений старейшинства: «Быти ны за один до живота, а брата своего старейшего имети ны и чтити во отцево место, а брату нашему нас имети [в братстве, без обиды во всем]; а кто будет брату нашему старейшему недруг, то и нам недруг; а кто будет брату нашему старейшему друг, то и нам друг»: эта формула вполне определенно устанавливает руководящую роль старшего. «А где ми, – говорит в договоре старший младшим, – будете всести на конь, всести вы со мною; а где ми будете самому не всести, а будете ми вас послати, всести вы на конь без ослушанья». В старейшинстве Симеона есть элемент власти: имея и чтя его «во отцево место», князья-братья повинны ему послушанием. Но они – не подручники, не князья служебные: старейшинство комбинировано с «одиначеством» на началах «братства» князей. Это отразилось в договоре несколькими чертами. Великий князь обязуется действовать в согласии с младшими: «А тобе, господине князь великий, говорят они ему, без нас не доканчивати ни с ким; а братье твоей молодшей без тобе не доканчивати ни с ким». Далее, тщательно устраняется мысль об ответственности перед великим князем за промахи в военной охране: «А что ся учинить просторожа от мене или от вас, или от моего тысяцьского и от наших наместников, исправа ны учинити, а нелюбья не держати»; наконец, устанавливается полная взаимность в праве боярского отъезда: «А бояром и слугам вольным воля; кто поедет от нас к тобе, к великому князю, или от тобе к нам, нелюбья ны не держати», причем это право широко распространяется и на тех вольных слуг, «кто в кормленьи бывал и в доводе при нашем отци и при нас».

Договор в. к. Симеона с братьями обеспечивал единство в распоряжении московскими военными силами; по-видимому (это место в грамоте сильно попорчено), он развил и дополнил меры, указанные в духовной Калиты, для охраны единства и целости финансовых средств Московского княжества, устанавливая запрет покупать земли у численных людей и забирать их самих на княжескую службу413.