Между Москвой и Тверью. Становление Великорусского государства

Все развитие княжого владения и междукняжеских отношений в Московском княжестве происходило под давлением особых условий, создаваемых закреплением великокняжеской власти в руках московского старейшины. Значение великокняжеской власти и ее особой политики неизбежно видоизменяло уклад княжого равенства или одиначества и подлинный смысл старейшинства. Усиление великокняжеской власти углубляло противоречие между ее стремлениями и потребностями и семейно-вотчинным укладом московских княжеских отношений. Сыновья и внуки Дмитрия Донского пережили затяжной и тяжелый кризис этих отношений, который зародился еще при в. к. Дмитрии, а разрешение получил только при Иване III Васильевиче.

Глава V Тверская вотчина потомков в. к. Михаила Ярославича

I

Неудача тверских князей в борьбе за руководящее положение в великорусском политическом мире замкнула Тверское княжество в местной жизни и местной политике. Правда, традиция о былом, более широком значении Твери и ее князей долго еще живет в тверской письменности, волнует тверскую правящую и книжную среду, вызывая по временам порывы на новую борьбу и тягу к возвышению политической роли тверской княжеской власти. Но великорусская большая политика все крепче сосредоточивалась в московских руках, и Тверь, по выражению ее историка В.С. Борзаковского, «должна была поневоле ограничиваться интересами более узкими, только своими собственными».

Новые условия тверской жизни вошли в полную силу после гибели в Орде князя Александра Михайловича. С трудом отстаивая свою независимость от Москвы, или, точнее, от великорусской великокняжеской власти, Тверское княжество переживает внутренний процесс дробления и борьбы с ним местной великокняжеской власти. Аналогичный московскому, этот уклад внутренних отношений Тверского княжества отличается некоторыми особенностями, весьма интересными для изучения удельно-вотчинного строя княжого владения и княжого права.

То же значение, какое имеет духовная Ивана Калиты для истории московских междукняжеских отношений, принадлежало бы в истории Тверского княжества духовной грамоте князя Михаила Ярославича, если бы она дошла до нас. Однако единственный след ее находим в сообщении сказания о мученической кончине князя Михаила, что Михаил, собираясь в Орду, отпустил сыновей домой из Владимира, «дав им ряд, написав грамоту, разделив им отчину свою»449. Михаил оставил свою тверскую вотчину четырем сыновьям – Дмитрию, Александру, Константину и Василию. Вотчинами его внуков были: Александровичей – Холм и Микулин; Константиновичей – Дорогобуж; Васильевичей – Кашин. Возможно, но далеко не удостоверено, что такое распределение уделов предустановлено рядом князя Михаила Ярославича. Но это владение тверской отчиной по уделам, если оно и зародилось, никак еще не отразилось на единстве Тверского княжества при сыновьях князя Михаила. Лишь после гибели князя Александра в Орде, когда стол тверского княжения снова достался Константину Михайловичу, определилась вотчинная обособленность холмско-микулинских владений князей Александровичей450. О предсмертном ряде князя Александра лишь мимоходом упоминает летописное сказание о его кончине, повествуя о том, как он прощался со своими боярами, «и о вотчине своей глаголав»451. Если принять это указание литературной повести за точное воспроизведение факта, надо признать, что духовной грамоты князь не успел составить; нет и оснований для догадок, как он распределил между сыновьями свою отчину на доли-уделы. Скудные летописные известия о его сыновьях не дают свидетельства о таком разделе. Перед нами не отдельные владетельный князья, а семейная группа отчичей на холмско-микулинском княжении с вдовствующей княгиней-матерью во главе, и, судя по данным летописных сводов, в жизни Тверского княжества стал на очередь не вопрос о внутренних отношениях и распределении владений-уделов в этой группе князей, а другой – об их положении в Тверском княжестве.