Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека

2) Вторая крайность – унизить себя еще больше. Высокомерие, обрушенное на самого же себя. Памятник себе-хорошему глядит на нас, лежащих у его подножия, и с неприятной гримасой твердит: ты не справился, ты – это не я, отойди от моего пьедестала, не марай своими соплями мой постамент! Самые яркие примеры шатания от высокомерия до самоуничижения я регулярно наблюдаю у наших спортивных болельщиков, которые в моменты побед кричат эту набившую оскомину «мы лучшие!!! мы всех порвем!!!», а в моменты поражений – «мы дни-и-и-ще, все плохо!». От сеанса самовозвеличивания к сеансу саморазоблачения и самобичевания.

Есть третий вариант, и он не совсем про «золотую середину». Упав и больно ударившись, можно встать и начать осматриваться: где я оказался? Да, я чувствую унижение, и это очень болезненно, вон, от удара синяки ноют или даже перелом в душе. Но что это за высота, с которой я свалился? Как я там оказался, на этом высоченном пьедестале? Чем был очарован? И что меня сейчас окружает?

Есть ли люди, к которым я даже в таком состоянии могу прийти за поддержкой? Которые не будут воротить нос «фу, какой ты на самом деле», а примут и не будут петь сладкие песни о том, что ты прекрасен, а с сочувствием посмотрят на раны и помогут их подлечить? Расскажут о своих шрамах или даже их покажут и поделятся опытом? И будешь ли ты в состоянии их услышать или захочешь сбежать в высокомерное «я не нуждаюсь в вашей помощи!»?

Да, нас могут пытаться унижать совершенно незаслуженно. Начальник может быть самодуром. Унизительно может быть идти учиться у тех, кто тебя превзошел и кого считал себе ровней (или даже ниже). Унизительно признавать, что занимался самообманом. Унизительно обнаруживать, что время твоего триумфа прошло и что позолота уже отшелушилась, а лавры засохли. Все это точно больно, и можно пытаться эту боль ослабить, отвлечься от нее. А можно взять эту боль на вооружение, прислушаться к ней, развеять очарованность собой и воспользоваться энергией, которую она дает, чтобы научиться делать что-то в реальности. Еще лучше, конечно, не очаровываться, а знать, в чем моя сила и в чем моя слабость. Но способность после провала встать, сказать себе «да, я был плох здесь» и пойти работать над ошибками без самоуничижения точно к слабостям не относится. Более того, люди такую реакцию видят и ценят, потому что в этом, на мой взгляд, одно из высших проявлений человеческого достоинства. А тот, кто не видит и норовит ударить упавшего, сам, скорее всего, не в силах справиться со своим ужасом перед унижением.

Итак, унижение становится непереносимым, когда после осознания своего «падения», мы воспринимаем его как, во-первых, вечное, а во-вторых, как основание для других людей относиться к нам без уважения. И здесь важно еще раз напомнить, что намеренно унижать кого-то или переживать унижение – очень разные вещи. И намеренно унижать нас права не имеет никто.

Отвращение

Следующее чувство, регулирующее нашу дистанцию с другими людьми, – отвращение. О нем довольно редко говорят, кстати, а ведь без отвращения мы лишаемся возможности четко определять, «мое» это или «чужое». В конце концов, это одно из двух переживаний, прямо направленных на прерывание нашего контакта с чем-либо (второе – это стыд, но если отвращение – это «отворачивание» от чего-то неприемлемого вовне, отталкивание этого, то стыд – отвращение к самому себе, «выталкивание» себя самого из контакта).