Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека

Принятие – это способность человека оставаться в доброжелательном контакте с другим человеком или, если мы говорим о самопринятии, то с самим собой. «Я принимаю тебя» – значит, я останусь рядом с тобой, что бы ни происходило и каким бы ты ни был. Один из моих клиентов очень точно передал ощущение принятия: «это когда я прихожу домой или в гости к близким людям, и их не интересует, каких успехов я добился, женился ли я уже наконец или нет, и почему у меня такая поношенная одежда, и где я так долго пропадал. Нет, я прихожу – и меня неизменно, что бы ни происходило в моей жизни и в моих отношениях с теми, к кому я пришел – ждет на столе дымящийся вкусный борщ. И я знаю – он там будет всегда».

Люди часто не различают таких вещей, как принятие и одобрение, отсюда нередко следуют нападки на такое явление, как толерантность (которое у некоторых даже превратилось в ругательство). А это совсем не одно и то же. Принятие – это констатация факта/феномена и права этого факта/феномена на существование, каким бы он ни был. Если что-то существует – значит, для этого были причины. Например, принятие своих эмоций означает признание того, что я сейчас завидую, злюсь, грущу, радуюсь, ненавижу, и разрешение себе переживать эти чувства. Это вовсе не означает, что я должен быть в восторге от своей зависти или ненависти, но важно признать, что они у меня есть, и это нормально, естественно. Принятие своего тела не равносильно его тотальному одобрению (эта путаница иногда приводит к тому, что люди начинают стыдиться своего желания похудеть/потренироваться).

Принятие – это согласие с естественно сложившимся положением вещей и с существованием чего-либо в целом, и оно несовместимо с желанием уничтожить и с ненавистью (к себе/к другому, к своему/чужому телу, своим/чужим чувствам, взглядам, вере). А одобрение или неодобрение существующего – уже опционально, кому как. Я, например, принимаю существование организованных религий, но отношусь к ним скорее неодобрительно. И я к ним толерантен – у меня нет желания их уничтожить, а любить их меня никто не обязывает. Не мне пытаться переделать мир под себя… В спортзал можно пойти из ненависти к своему телу – и ты будешь его истязать и мучить, чтобы старое тело умерло, и на его месте появилось что-то иное. А можно, принимая его во всем несовершенстве, но не отказываясь от того, чтобы сделать ему (и себе) приятное, где-то что-то подкачать или подтянуть, внимательно прислушиваясь к ощущениям, аккуратно спрашивая его о том, что и как ему нравится. Это заметно, когда кто-то сражается с собой до последнего пота, а кто-то аккуратно ведет любовную беседу со своим организмом. И первые наверняка сражаются не только с собой.

Мы существа социальные и испытываем нужду в том, чтобы быть в «своей стае». Для нас свойственно делиться на «своих» и «чужих», и именно по отношению к «своим» наиболее ярко проявляется одно из ценнейших человеческих качеств – эмпатия. Это осознанное сопереживание эмоциям другого человека при сохранении ощущения отдельности своего «Я».

Ф. де Вааль, известный приматолог, рассказывает о таком очень простом исследовании нейрофизиологов в Цюрихском университете. Они изучали нейронный ответ человека на страдания других людей. Мужчины смотрели, как в соседней комнате получает удары электрическим током либо болельщик их собственного клуба, либо болельщик клуба-соперника. Все наблюдатели были фанатами «со стажем», к футболу относились серьезно. И эмпатию они проявляли к болельщикам только своего клуба. Более того, страдания болельщика соперничающего клуба активировали в мозгу центры удовольствия. Увы, но деление на «своих» и «чужих» – реакция идентификации/отчуждения – важное условие для эмпатической отзывчивости. Это нередко происходит во время различных тренингов, в которых участников просят разделиться на две группы при помощи случайно выбранных цветных квадратиков (синих и красных). В одном эксперименте выбранным представителям из этих групп предложили разделить между всеми участниками эксперимента определенные суммы. И тут выясняется, что «синий» старался побольше урвать для «синих», а «красный» – для «красных», хотя эти группы были образованы случайно и никто из членов групп не знал друг друга до эксперимента. Достаточно было простого факта «мы одного цвета», чтобы стать предвзятым и уменьшить уровень эмпатии.