Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека

Стыд, являясь, наряду с виной, главным социальным чувством, пронизывает всю нашу жизнь, с раннего детства и до старости. Но если главный сигнал вины – это «ты поступил неправильно и должен возместить ущерб от содеянного или понести наказание», то сигнал стыда – «ты проявил плохую сторону своей личности и должен избавиться от нее, если хочешь остаться среди нас». Не зря Рут Бенедикт, знаменитый американский антрополог, изучая японскую культуру, ввела даже такое понятие, как «культура стыда» в противовес «культурам вины». Эти последние (в частности, европейские) основаны на идее долга: ты можешь быть каким угодно, главное – то, что ты делаешь по отношению к своим обязательствам. Если ты не делаешь то, что должен, ты переживаешь вину, но можешь или возместить ущерб, или раскаяться, и тогда снова будешь принят обратно, станешь «своим». В культуре стыда (такой, как японская) главное – это твоя репутация среди людей, и достоинство человека заключается в том, чтобы не допустить грех, а не в том, чтобы его искупить (как об этом говорит христианская культура Запада). Искупить позор невозможно простым раскаянием или возмещением ущерба, так как проблема лежит не в тех действиях, которые мы совершаем, а в самой личности – именно ее «дефектность» привела к проступку. Позор можно искупить, только если ты стал другой личностью, полностью переродился – или же уничтожил старую. Не случайно в культурах стыда самоубийство может считаться не бегством от долга, а достойным выходом из ситуации, снимающей с личности клеймо: «дефект» в личности устраняется с ней самой.

Жестоко? Да. Но в состоянии стыда мы все в какой-то степени похожи на этих японцев, вне зависимости от того, к какой культуре принадлежим. Если дать какое-то формальное определение стыду, то это переживание отвращения, отвержения себя или каких-либо частей своей личности вследствие того, что они оказались неуместными или отвергнутыми в мире значимых людей.

А как быть с тем, когда нам стыдно из-за того, что о нас могут подумать люди, даже если мы никогда ничего подобного не совершали и даже не думали об этом? Например, в ситуации клеветы, когда о нас понарассказывали небылиц и есть вероятность, что в них поверят? Здесь стыд выступает как страх того, что тебя из-за этого отвергнут и – что самое важное здесь – о тебе всегда будут думать так, и ты никогда не сможешь восстановить доброе имя, ты обречен на вечный позор. Знаменитое «жена Цезаря должна быть вне подозрений» – как раз об этой форме стыда, попытке сделать так, чтобы даже тень сомнений в нашей репутации не возникла у других людей. Задача невыполнимая, и попытка за нее взяться чревата почти полным параличом социальной жизни.

Стыд связан с мощной физической реакцией: краснеют лицо-уши-шея-руки, выступает пот, ноги слабеют, в груди – ощущение провала, черный дыры, в которую хочется сжаться всем существом. Хочется исчезнуть, «сгореть со стыда» или «провалиться сквозь землю», лишь бы не оставаться перед другими людьми. Глаза опущены, невероятно тяжело их поднять и увидеть реакцию другого человека. На лице другого боишься увидеть гримасу отвращения-осуждения-презрения – и, разумеется, видеть ее не хочешь, поэтому и смотришь в пол – так оно спокойнее. Но помогает мало, потому что стыд тесно связан с ощущением того, что ты весь, целиком и насквозь, виден. Это тотальная, невыносимая и обжигающая прозрачность для взгляда другого человека, и – что не подлежит сомнению в момент стыда – взгляд находит то, что ты никогда бы не показал другому, но не можешь скрыть – ты же прозрачен! Стыд тесно переплетен с чувством обнаженности перед чужим взглядом. И еще он очень тесно связан с одиночеством, ощущением того, что в мире больше нет настолько недостойной личности. Знание о том, что «все люди во многом одинаковы», тут никак не помогает, ощущение изоляции, отрезанности от других людей не может быть отменено разумом.