Не настолько, чтобы не выходить в люди, но достаточно, чтобы стать кем-то вроде серой мышки. Неяркая одежда, тихий голос, тусклый взгляд – все подчинено задаче «будь среди людей, но не привлекай к себе внимания». И нередко эта задача выполняется настолько эффективно, что, например, одноклассники, перечисляя тех, с кем учились долгие годы, могут даже и не вспомнить, что с ними училась эта Маша или этот Андрей. Так – тихо и незаметно – эти люди проходят по жизни, сохраняя в душе тот давний стыд за собственное существование, за любое проявление своего «Я». Иногда, правда, вследствие сильного потрясения они могут все-таки обратиться к психологу и начать постепенно, очень медленно и аккуратно, выбираться из своего убежища на свет – такой манящий и одновременно страшный.
А если жажда быть среди людей и общаться с ними у человека выражена еще сильнее, то может использоваться вторая стратегия обхождения со своей «стыдной» частью. Можно превратиться в «человека в футляре»,
который тщательно контролирует все свои проявления. Никакой спонтанности, живости, непосредственности. Появляется внутренний надзиратель, который любые движения души пропускает через цензуру на предмет выявления несоответствия «правильному образу». Внутренний цензор больше всего боится унижения, которое тесно здесь переплетается со стыдом. Если мы под властью этого цензора, то наши движения становятся немного «деревянными», жесты нарочитыми, речь безжизненной, безэмоциональной, но зато ровной. Там, где живой, открытый человек, выражая восторг, закричит «ух ты, здорово!», то человек в футляре (переживая, может быть, такую же бурю чувств) сдержанно заявит: «Да, неплохо». В гештальт-терапии такой способ обходиться со своими эмоциями и переживаниями называют «эготизмом», имея в виду то, что сознательное «Я» человека (его Эго) контролирует любые спонтанные порывы души. Разумеется, что, боясь своей непосредственности, мы будем бороться с чужой, испытывая к ней отвращение и неприязнь (и где-то в глубине души завидуя).