Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

...

Экз. № 2. Спецсообщение по «ВЧ».

«Весьма срочно!

Управлениям контрразведки «Смерш»

фронтов и военных округов.

Вчера, 22 марта 1944 года, в 23.40 при проведении контрольно-проверочных мероприятий на станции Владимир-2 оперативно-розыскной группой Управления контрразведки МВО [7] была предпринята попытка задержания неизвестного в форме офицера Красной Армии. Однако в результате огневого контакта с неизвестным один из оперативников, капитан Гирев Р.П., был убит, второй – ст. лейтенант Зальцман М.Е. – тяжело ранен. Неизвестный благодаря темноте сумел скрыться. Будучи в сознании, ст. лейтенант Зальцман сообщил его словесный портрет прибывшим на место происшествия сотрудникам линейного отдела НКВД станции Владимир-2. Приметы разыскиваемого: одет в форму капитана Красной Армии; рост приблизительно…

– Это что, тоже он? – спросил полковник Фролов, отложив бумагу в сторону.

– Несомненно! Убежден: лжемайор Онопко и неизвестный капитан – это все Яковлев. Приметы, «почерк» – все совпадает! – кивнул Громов. – Этот человек заинтересовал меня еще в октябре, когда мы проводили в Смоленской области операцию «Захват». С тех пор его считали утонувшим в местных болотах.

– Как же, помню. Читал отчет.

– Между прочим, при подготовке той операции я «накопал» много интересного об этом субъекте – целое досье собрал…

Несмотря на поздний час (старенький будильник на письменном столе показывал уже два часа ночи), офицеры продолжали работать над материалами по «Урагану», расположившись в кабинете Фролова.

Менее суток назад поступила первая радиограмма от «Федора» – капитана Горячева, сразу поставившая перед контрразведчиками много вопросов; особенно их заинтересовала информация о Яковлеве. Поднявшись со стула (хозяин кабинета занимал свое обычное место за столом), Громов одернул гимнастерку и неспешно прошелся до дверей и обратно, собираясь с мыслями. В тесном помещении царил полумрак: настольная лампа освещала лишь стол Фролова, заваленный различными документами.

– Эти два спецсообщения отражают одну интересную особенность в поведении этого абверовца, – задумчиво проговорил Громов и снова сел, едва заметно поморщившись – беспокоила застарелая язва.

– Какую особенность? – поднял брови Громов.

– Почему Яковлев оставил в живых тех двух офицеров в землянке – да фактически и часового?

– Ну… Допустим, сильно спешил – времени-то было в обрез!..

– Ерунда! – возразил Громов – Для такого «специалиста» воткнуть финку в сердце – секундное дело! Обычно фашистские агенты так и поступают. Разве нет?

– Ты к чему клонишь, Василий Петрович? Не хочешь ли ты сказать, что этот, как там его… Крот – большой гуманист, пожалевший наших офицеров?! А тех, на станции Владимир-2, этот фашистский ублюдок тоже «пожалел»?!

– На станции у него не было выбора, – спокойно отреагировал Громов.

Фролов удивленно посмотрел на собеседника:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Пока не знаю. Вот думаю, анализирую… По-моему, у него нет звериной злобы и ненависти к нашим военнослужащим…

– Он классовый враг, сын царского полковника! – недовольно воскликнул Фролов. – Добровольно перешел к немцам! Раньше я не замечал за тобой адвокатских замашек в отношении подобных типов!

– Я попросту рассуждаю вслух. Мне думается, Яковлев не такой законченный гитлеровский холуй, каким кажется на первый взгляд.

– Решительно тебя не понимаю, Василий Петрович! – перебил Громова коллега. – К чему ты все время клонишь? Он матерый враг – это же очевидно!

– А убийство капитана СС, о котором нам сообщает Валет?

– Бандитские разборки – только и всего!

– Может быть… Только интуиция мне подсказывает нечто другое…