Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

– Да! И еще раз да!! – с жаром воскликнул старик. – Я долго думал над всеми нашими бедами – когда «брат на брата», когда одни русские убивают других – и пришел к одной универсальной формуле: «Россия превыше всего!» Я не националист – здесь другое… Когда для русских превыше всего станет не «построение мирового коммунизма» – как для большевиков, не чувство обиды и мести – как в вашем случае, не шкурные интересы или личные амбиции, а благо России – вот тогда наша Родина станет по-настоящему великой! Только тогда!!

Выговорившись, Никитский надолго замолчал, о чем-то задумавшись. Я тоже молчал, размышляя над услышанным: «Лихо загнул: «Россия превыше всего!» Хотя, если вдуматься, он во многом прав. Если бы мы действительно ставили во главу угла интересы страны!.. «Россия превыше всего!» Может быть, это действительно то, о чем нам, русским, не следует забывать ни при каких обстоятельствах?!»

Глава 8 Трудные сутки Ивана Дубовцева

30 декабря – 1 января 1945 года, г. Лиепая

Вечером 30-го Дубовцев как следует «угостил» инженера-ракетчика в баре флотилии, потом они продолжили «дружескую беседу» уже в каюте Ивана (не забыв прихватить с собой бутылку шнапса). Соседи Дубовцева отсутствовали: обоих унтер-офицеров поздно вечером вызвали на подлодку. Поэтому инженер засиделся почти до трех – он оказался весьма азартным игроком в бридж, и они «расписали» несколько увлекательных карточных партий. Впрочем, к концу игры Каммерхофер, которому Валет споил практически весь шнапс, уже мало что соображал. Однако среди пьяной болтовни немца прозвучала крайне важная информация – дата выхода винеровской подлодки на ходовые испытания. Сетуя на главного инженера флотилии, который курировал все технические вопросы – в том числе связанные с подготовкой «ФАУ», ракетчик пьяно разглагольствовал:

– В ракетах понимает столько же, сколько я в китайских иероглифах! Учить меня вздумал!.. Да у меня благодарность от самого доктора Брауна! Знаешь, Курт, кто такой фон Браун?!

Валет отрицательно покачал головой, на что пятидесятилетний толстяк состроил по-мальчишески уморительную гримасу – прижав палец к губам, он выпучил глаза и, брызгая слюной, зашептал почти в самое ухо собеседника:

– Это самый засекреченный человек во всем Третьем рейхе!.. Тсс… Больше ни слова.

Потом немец вернулся к главному инженеру:

– Зарядил пластинку: «К третьему обеспечить готовность к испытаниям…» Дилетант! Ты не представляешь, каково нам с Вернером отдуваться за всех этих кретинов, которые чуть не утопили нашу «Гретхен»!

Валет не первый вечер общался с Каммерхофером, поэтому знал: Вернером звали его малообщительного напарника, к которому Иван никак не мог нащупать подход. Ну, а женским именем «Гретхен» они ласково называли свое «детище» – управляемую «ФАУ».

Когда Дубовцев почти на себе дотащил инженера до его каюты, дверь открыл заспанный Вернер. Не говоря ни слова, он подхватил на пороге мычащего коллегу и увлек того внутрь. Ивана же удостоил неодобрительным взглядом, каким малопьющие люди обычно смотрят на пьянчужек-забулдыг.

Вернувшись к себе, Валет окончательно понял: проблему с Вернером бутылкой шнапса не решить – разбираться с ним придется кардинально…

Когда в половине четвертого утра завыли сирены, забухали зенитки и вокруг начали рваться бомбы, Иван понял: «Вот он, мой шанс!..» Предварительно повернув защелку внутреннего замка, Валет встал на свою койку, достал из бокового кармана кителя миниатюрную отвертку и быстро открутил винты по углам вентиляционной решетки в стене-переборке у потолка каюты. Из воздуховода он извлек небольшой газетный сверток, сунул его во внутренний карман и установил решетку на место. Затем Дубовцев вышел в коридор, поднялся палубой выше и оказался перед знакомой дверью. Мимо Ивана то и дело пробегали матросы, гремела корабельная сигнализация, по трансляции передавали различные команды пожарным и аварийным расчетам – в этой суматохе на него никто не обратил ни малейшего внимания. В довершение замигали и погасли лампочки внутреннего освещения – сначала основного, а потом и аварийного…

Дубовцев считал себя неверующим, но материнского напутствия не забывал – начиная всякое особо опасное и рисковое дело, про себя повторял: «Господи, благослови!..» Вот и сейчас, мысленно благословясь, он решительно постучал в каюту.

– Кто? – сразу же раздался голос Вернера.

– Унтер-офицер Граве! Я недавно заходил – привел Фрица.

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Немец осветил Валета карманным фонариком:

– Что вам нужно?

– Я слышал, скоро объявят экстренную эвакуацию – на плавбазе серьезные повреждения! Вот и подумал: надо помочь вывести Фрица.

– Входите!

Вернер пропустил Ивана в каюту и прикрыл дверь. Теперь он был в кителе и брюках, а что касается Каммерхофера – тот в бесчувственном состоянии, раскинув руки, валялся на спине на одной из коек. Рот пьяного был широко открыт, и сквозь шум бомбежки и вой сирен доносился его мощный храп.