Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

– И я так думал: поставил знак равенства между страной и большевиками – объявил войну сталинской России! Три года крови, грязи, душевных мук – все это я должен был пройти, чтобы понять одну простую истину: Родина, Россия – она должна быть для нас выше всяких там царей, вождей, режимов и партий – выше вашего пресловутого коммунистического будущего!

Я видел: Дубовцев хотел мне возразить, но в конце концов лишь махнул рукой.

– Странный ты тип, Яковлев. Вроде неглупый мужик, а не понимаешь очевидных вещей – ход истории не остановить. А коммунизм, между прочим, – это будущее не только России, но и всего человечества! Наукой доказано!

– Плевал я, Иван, на вашу марксистскую науку! Скажу тебе так: мне очень хочется, чтобы твои дети – а может, это будут уже внуки – жили в другой, свободной России! И внуки напарника твоего! Вот потому-то и помог я вам. Чтобы продолжался род Дубовцевых!

Иван как-то странно на меня посмотрел, а потом вдруг резко остановил автомобиль и, глядя мне прямо в глаза, гневно проговорил:

– Смотрите, какое благородство! Он мой род спасал! А ты, часом, не забыл, что до этого три года воевал на стороне врага, содействуя уничтожению тысяч и тысяч русских людей? Разве не так, герр Яковлев?! И нечего тут политику приплетать – партию с коммунизмом!.. Предательству Родины нет оправдания – плохая она для тебя или хорошая. Она твоя Мать! Это святое. И не за «коммунистическое будущее», как ты изволил выразиться, умирают миллионы наших солдат. За Россию! Чтобы это понять, им не нужно было становиться предателями – как тебе! Они всегда это знали!

Оставшийся до города отрезок пути мы ехали молча. Возразить Ивану мне было нечего: к несчастью, он был прав…

Вместо заключительной главы

1. Спустя три дня. Фриденталь

Яковлев Александр Николаевич

Ровно в четырнадцать тридцать транспортный «Ю-52» приземлился на аэродроме Темпельхоф под Берлином – перелет из Лиепаи занял около двух часов. Меня с Дубовцевым ждал знакомый водитель-ефрейтор; еще не менее двух часов наш легковой автомобиль в объезд столицы рейха вез нас в местечко Фриденталь.

В канцелярии «Специальных курсов» нас встретил обер-лейтенант Шмидт. Дубовцев получил предписание срочно отправляться в учебно-тренировочный лагерь абвера в местечке Обервальтерсдорф южнее Вены. Мне было приказано находиться здесь до прибытия Скорцени. Шмидт по секрету сообщил, что оберштурмбаннфюрер еще вчера был срочно вызван к Гиммлеру, которого назначили командующим группой армий «Верхний Рейн».

Когда я вышел из подъезда штаба, то с удивлением увидел ожидающего меня Дубовцева. После того разговора в автомобиле, когда мы возвращались с несостоявшихся испытаний на маяке, мы с ним почти не общались. Теперь же он подошел и первый подал мне руку:

– Через час уезжаю – так что прощай, Александр! И не поминай лихом!

– Даст бог, свидимся! – ответил я. – Прощай, Иван!

Дубовцев немного помолчал, потом негромко сказал:

– Как бы там ни было – спасибо тебе. Спас ты тогда меня и напарника… А за свою мать не беспокойся – о ней позаботятся. И вот еще: если ты действительно что-то понял, твоя совесть обязательно подскажет, с кем ты должен быть дальше. Думаю, наши с тобой свяжутся…

Он хотел еще что-то добавить, но только махнул рукой:

– Ни пуха, ни пера!

– К черту! – произнес я на прощание и неожиданно спросил: – А почему в той стычке с полицейскими ты был уверен, что я поддержу именно вас?

– А я не был ни в чем уверен, – ответил он.

– Но как же?..

– Да никак! – лукаво подмигнул мне Иван. – Я рискнул.

Потом мы направились в разные стороны, и я так и не понял, шутил он или нет…

Последние три дня, которые мы провели в Лиепае после гибели «U-941S», не были отмечены хоть сколько-нибудь примечательными событиями. Наш шеф унтерштурмфюрер СС Штарк погиб вместе с лодкой. Два раза меня и Дубовцева допрашивали в местном гестапо, один раз вызывали в морскую абверкоманду, где заседала специально созданная комиссия. В итоге от нас очень быстро отстали: ничего предосудительного в нашем поведении обнаружено не было. В конце концов гибель лодки списали на трагическую случайность: война есть война. Видимо, так было удобнее всем…

В первый же вечер во Фридентале я посетил местную пивную «У дядюшки Эрвина» – соскучился по настоящему немецкому пиву. Сидя в одиночестве за угловым столиком, печально размышлял: «Как быть с сыном? Забрать его из детского приюта мне сейчас некуда… Но проведать надо обязательно. И побывать на могиле жены – попробую выпросить парочку дней у Скорцени…»

Все эти дни меня не покидали мысли о той перестрелке, или, вернее сказать, отстреле латвийских полицейских. Нечего и говорить, влип я в историю!.. Хотя странное дело: я ни о чем не жалел и чувствовал, что в той ситуации сделал правильный выбор. А еще я размышлял над словами Дубовцева, сказанными при нашем расставании…

– Давненько вы сюда не заглядывали, господин лейтенант!