Между строк (СИ)

Естественно, он так и не уснул, да в принципе, он и не ожидал от себя другого. Несмотря на репутацию внешне человека из кремня, внутри Северино частенько бушевали опустошающие ураганы, унять которые не получалось ничем — ни самонастройкой, ни выходными, ни погружением в работу с головой, ни алкоголем, ни даже запахом жженых листьев каннабиса. Да, их капитан тоже пробовал в качестве крайней меры успокоения, но кончалось все тем, что он начинал сильно кашлять и спешил поскорей потушить адскую траву. Пахла эта гадость старыми жжеными тряпками, а не помогала никак — соответственно, игра не стоила свеч.

Северино бы многое отдал, чтобы обрести спокойствие в жизни, и он отчаянно завидовал людям, способным просто не думать о том, о чем думать им неприятно. Просто забыть — и отпустить. За всю свою жизнь капитан так и не научился этому важному умению. Все происходящее оставляло в его душе глубокий, подобно его шраму, ничем не стирающийся отпечаток. Он просто не умел по-другому, хоть никто бы не смог его обвинить в том, что он не пытался.

Капитан ворочался с боку на бок, закрывая глаза и пытаясь хотя бы задремать, но постоянно видел перед собой только неприятный молочно-белый туман, через который он пробирался и пробирался к желанному рассвету. Тогда можно будет прекратить эти жалкие попытки уснуть и, наконец-то заняться работой, а значит, хоть немного отвлечься от тягостных мыслей и невозможного ожидания. При одной мысли о том, что ему нужно будет как-то прожить целый день до возвращения драгоценной книги, Северино становилось нехорошо. Миллионы вариантов, что все может пойти не так, одновременно крутились в его истерзанной выжимающими до дна эмоциями голове. А не будут ли его вечером в этот самом саду при соборе вместо канатоходца ждать взирающие на него с каменными лицами служители церкви? Придет ли Куэрда вообще? Что за игру затеял этот парень, в глазах которого Северино не мог прочесть ничего, кроме того, что тот хотел ему показать?

Лишь одно капитан знал наверняка — он заплатит любую цену, какой бы она ни оказалась. Он пытался представить себе, насколько великими могут оказаться аппетиты канатоходца. У Северино были некоторые сбережения, уж на что, на что, а на бедность он никогда не жаловался. Чем больше он прикидывал, тем больше понимал, что заплатит, сколько бы Куэрда не попросил. “Только бы дело ограничилось деньгами”, — посетила его мысль. От такого, как этот циркач, можно было ожидать какой угодно “цены”.

Утро наступало так медленно, словно где-то на востоке его отчаянно тянуло за хвост, стараясь задержать, целое стадо демонов, сговорившихся о вечной ночи. И когда, наконец, краешек солнца появился над облачной линией горизонта, Северино, будучи просто не в силах больше валяться без дела, раздраженно откинул одеяло, встал, быстро привел себя в порядок и направился в кордегардию и, уж конечно же, был первым, не считая ночных караульных, которые, позевывая, предвкушали сладкий дневной сон, когда придет их смена.

День тянулся скучным караваном тревожных минут и часов, никак не желающих заканчиваться. Сотню, тысячу раз Северино сверялся — нет, еще не время, еще только-только день начался, еще только полдень, еще только обед…

Неприятным сюрпризом оказалась болтливость Андреса: один из стражников, пришедший в середине дня отчитаться за смену, хитро улыбнулся и подмигнул капитану:

— Сеньор Мойя, говорят, вас вчера видели в кабаке с каким-то смазливым пареньком. Ни одного выходного зря, да, капитан?

От хорошей взбучки а, возможно, и телесных повреждений стражника спасло только то, что к тому моменту, как Северино стремительно обернулся к нему всем телом, заставляя кожу формы отчаянно заскрипеть, тот уже покинул помещение.

“Чудненько, что и говорить”, — подумал капитан, обещая себе устроить Андресу хорошую головомойку. Он уже предчувствовал разговорчики и тихие хихиканья на тему того, что “седина в голову — бес в ребро”, хотя это было бы и не совсем справедливо — седым он стал куда раньше обычно назначенного людям срока, а тот самый “бес” отбесился в нем в тот момент, когда он пообещал себе больше ни за что, ни под каким предлогом не выходить в море.

“Да пусть думают, что хотят”, — решил он, наконец, все же не отказываясь от идеи дать Андресу понять, что лучше бы ему научиться применять свой вертлявый язык к делу, а не к распусканию пустых слухов. Однако это, как и следовало ожидать, мало помогло. Следуя своей параноидальной натуре, к вечеру Северино был абсолютно убежден в том, что любые шепотки и смешки, конечно же, просто непременно обращены в его сторону. Что все до единого уже обсуждают внезапную (а может, не такую уж внезапную? может, просто раньше он не был замечен?) страсть капитана к симпатичным молоденьким парням. Он сжимал кулаки и рычал в бессильной злобе, где-то глубоко внутри осознавая, что ему не было бы до подобных вещей никакого дела, будь с ним его утешитель - его драгоценная книга. Он бы и не обратил на подобное внимания и не придал бы никакого значения, будь он не таким нервным сегодня.