Между верой и сомнением

Мы достигли очередной деревеньки, так похожей на прошлые, что мы сразу начали внимательно искать различия. Я отметил несколько странное поведение людей, когда они смотрели на нас и на церковников. Я решил обратиться к дроу на своем родном языке:

— Танисса, мне кажется или люди не слишком рады нашим «спутникам»?

— Верно. В таких местах, где все друг друга знают, нельзя обидеть одного, чтобы другие не затаили злобу. Никто не будет спрашивать и искать правых или виноватых — все сразу озлобятся на пришлого, которого посчитают виновником всех бед.

Я бросил взгляд назад и проговорил без всякой радости:

— А пришлые и сами не против оскалиться и зубки показать. К тому же, у нас такие разные религиозные взгляды…

Я обратился ко всей нашей группе на общем языке:

— Танисса, Карл и Далли, слушайте внимательно. Ведите себя с церковниками осторожнее. По возможности избегайте любых встреч наедине. Мы здесь, чтобы порадовать местных, а не спорить о религии.

В ответ я получил три нестройных кивка.

Мы доехали до гостиницы, и я увидел чуть в стороне приготовленные доски. Не удержавшись, я спросил:

— И вот как разлетаются новости?

Танисса вполне спокойно пояснила:

— Друзья, гонцы и соседи делятся друг с другом сами. Соперники — когда как… Через проезжих. Между странами их разносят путники и засланцы.

Мы сняли два номера. Карл пошел готовить выступления, а я отправился к нашим припасам, изучил их и послал Далли и Таниссу пройтись среди местных: одну с целью, другую с охраной. Тем временем сам я выторговал у кузнеца пучок проволоки — решил смастерить для нашей парочки сценические костюмы. Как и положено, начать решил с Далли.

При помощи кузнеца я согнул проволоку, а по пути к гостинице нашел, где купить ниток и иголку. Взял из фургона рулон ткани и в номере начал мастерить. За пару часов у меня получилась пара белых крыльев, которые выглядели, как настоящие. Я повозился с ремнями и снова пошел к кузнецу. Вместе с ним мы сообразили небольшую железную пластину. Девушки принесли, что я просил. Им удалось достать много белых перьев и белый сарафан до пят для Далли. Я послал девушек во второй номер — дырявить конструкцию из ремней. Наконец-то я мог отдохнуть и заняться чем-то спокойным. Одно за другим я рассортировал перья по размеру и качеству, а затем медленно и медитативно начал покрывать ими крылья, стараясь подбирать и по оттенку. В это время вернулась дроу. Она выслушала мою задумку и села мне помогать: доделала ремни и подсказала, какие перья где лучше пришить. Карл в соседнем номере готовил Далли к выступлению — красил ее и заплетал ей волосы.

Вечером, когда сценический образ на завтра был готов, мы спустились на ужин. Там меня к себе за стол пригласил Бернард. Я сначала поужинал со своими, а после взял кружку воды и пересел к нему.

— Удивляйте.

Отец Бернард улыбнулся.

— Вас⁈ Мне это не под силу.

— Зачем же тогда звали?

— Два наемника, которым под силу уничтожать города, путешествуют и помогают барду концерты задарма устраивать?

Я допил воду и демонстративно надел маску, накинув капюшон плаща на голову.

— Не верите? Желаете войны? Назовите место и время. Докажу вам славу чудовища.

Отец Бернард посмотрел на меня с недоверием.

— Говорят, неуверенные в себе люди изобрели маски, чтобы скрывать эмоции.

Мой голос был веселым, как никогда.

— Так значит, вы уже победили. Раз не считаете нужным прикрыть лицо.

— Я не хочу крови…

Я перебил его:

— О нет… Неверно говорите! Вы не хотите быть первым, кто прольет кровь. Это важный нюанс.

Отец Бернард возмутился:

— Откуда вы это выдумали⁈

— Слышал слишком много о религии на родине.

Я уже привычным жестом развел руки, стараясь обвести ими весь мир вокруг себя:

— Посмотрите вокруг. Разве это не прекрасное место, в котором понимаешь, как приятны могут быть люди?

— Вы много чего не знаете, молодой человек. Узнай вы о местных правду, вас бы она убила!

Я удобнее расположился на лавке и подпер рукой подбородок.

— Посвятите. Уж от чего, а от знаний я не откажусь.

Отец Бернард стал серьезен и мрачен.

— Янош — чудовище. Монстр, которому нужно платить кровавую дань постоянно.

— Можно подумать, Единоликий — поборник мира и порядка. То-то у вас в отряде один священник и толпа вооруженных людей. Между прочим, это третья деревня, где мы не встретили ни одного воина.

Бернард напомнил:

— Вы уже посетили их кровавые церемонии⁈ Вы…

— Да. Да. Да. Экая беда. Зарезали барашка, на костре пожарили и съели.

Голос отца Бернарда немного изменился, придавая словам особый вес:

— А что, если я скажу, что точно так же они убивают людей. Убивают и съедают!

Я удивился, но голосом этого не показал.

— И что? Я тоже людей убивал. Мне теперь бежать в лес и на суку повеситься? Что-то я не увидел, чтобы люди на улицах мрачны и запуганы.

Тут я сменил тон и проговорил с самой сильной иронией, на которую был способен:

— А вот парочку солдат, которые милую девушку изнасиловать пытались, помню.

Отец Бернард серьезно отрезал:

— Не было такого.

Я решил разозлить его: это был самый простой способ вызнать правду.