Между верой и сомнением

Что могу сделать я? Как можно скорее уносить ноги. Допустим, отец Бернард срывается следом за мной, а в деревне всё остается на своих местах. Но ведь он может остаться, устроить революцию, а за мной пустить в погоню малую часть своего отряда. Остаться и хранить нейтралитет нельзя: в таких событиях ты либо с кем-то, либо против всех. Выступить поборником местных законов? Но тогда мне придется прикрываться местными жителями, демоны «Страсти» требуют свою плату, и консервы в виде рыцарей их могут не устроить.

А можно сыграть тоньше, хоть попытаться, что ли… Ведь у меня висят интересные вещи на поясе…

Я предупредил своих, чтобы собрали самое необходимое и готовы были сорваться в любую секунду. Сам я проследил за Бернардом и узнал, что мы оба приглашены на ритуал жертвы Богу Яношу — нам хотели показать, что законы выше людей. Стоило мне найти возможность остаться наедине со священником, как я обратился к нему:

— Попытаешься еще раз установить здесь свою веру — я устрою небольшой Армагеддон.

— Почему ты против церкви?

Я решил помешать нарушить здешний уклад жизни любой ценой.

— Вы мне! Кое-что… Крайне сильно напоминаете! Запомни! Я не дам случиться расколу среди единого народа даже в этом крошечном селе. Оно едино, и пусть таким остается.

Отец Бернард удивился, не скрывая этого:

— Ты, приспешник темных сил, служишь единению людей?

— Хочу убедиться, что способен на такое. Решай, отец Бернард! Мы можем перестать бодаться, как два барана?

Отец посмотрел на меня свысока, вероятно, припоминая мое прошлое.

Остаток дня прошел в напряжении. Выходя вечером из гостиницы, я поймал на себе очень напряженный взгляд Бернарда.

Вечером все собрались у жертвенного камня. Я слышал слова и звуки на незнакомом языке. Потом привели Аву и Генри. Им зачитали приговор. Тогда я прошел через людей к камню, вышел из толпы и схватил руку мужчины с ножом:

— Простите, что прерываю. Но там, откуда я родом, существует поверье, что судья, который вынес приговор, должен сам его исполнить.

Я вырвал у опешившего палача нож и бросил взгляд на Бернарда. У него был план, и не один, но, вероятно, именно такого развития событий он не ожидал. Я разрезал веревки, которыми были связаны пленные.

— Встаньте перед алтарем! Немедленно!

Пара, успевшая уже проститься с жизнью, выполнила приказ. Я отдал следующий:

— Вытяните вперед правую руку.

Они повиновались. Я обернулся к толпе, которая пришла в ужас от срыва ритуала, и громко и уверенно заговорил:

— Сегодня днем мы возомнили себя богами.

Пусть под маской этого и не было видно, но отец Бернард точно знал, на кого я смотрю. Я продолжал:

— Мы взялись судить тех, кто нарушил законы бога Яноша. Взялись за богов решать судьбу смертных.

Я протянул осужденным нож.

— Возьмите нож и разрежьте себе руку. Пусть на камень упадет столько крови, сколько пожелает ваш бог — это и будет истинная мера вашей вины перед Яношем.

Ава первая взяла нож. Делая надрез, девушка вскрикнула от боли, и ее кровь капля за каплей потекла на камень, тут же впитываясь в него. Генри последовал ее примеру. Люди замерли в ожидании неизвестности. Под плащом я осторожно достал флакон с кровью демона, на котором красовалась буква «С». Я произнес: «Саю, ты первая. Сейчас я и узнаю, что именно вы мне дали. Говорили, много, значит, проверим, а заодно и демонов-Джандарка взбодрю. Надеюсь». Я стоял спиной к народу и лицом к камню. Плащ скрывал мои движения. Я открыл флакон и выплеснул кровь на камень, тихо произнеся имя демона.

— Сайннишо.

Пару секунд кровь впитывалась, и в следующий миг по камню буквально прошла волна. В руки осужденных ударили пара темных вспышек, их кровь перестала течь, и мне почудилось, будто я слышу очень довольный смех.

Я спрятал пустой флакон за пояс и повернулся к народу.

— Их жертва уплачена. Они пролили кровь и теперь знают истинную цену слов и поступков. Янош жесток и ужасен, но справедлив.

Я буквально чувствовал, как отец Бернард выворачивает меня взглядом наизнанку. Боюсь, теперь придется всегда брать с собой всё ценное. Он точно захочет переписать всё, что у меня есть. Вот уж точно мир кривых зеркал — защищать веру в демона от церковников ради мира.

Народ был в изумлении. Толпа зашепталась, а самый смелый громко спросил:

— Так это не всех надо было убивать?!?!

Сложно передать, сколько боли и надежды было в этих словах. Я ответил уверенно, хоть мои слова и не располагали к такому:

— Я не знаю. Не знаю, кого и за что вы вели сюда. Уверен, среди них было много виноватых, заслуживших смерть. Ведь можно допустить мысль, что Яношу не под силу исцелить какую-либо рану? Это оскорбление… История обмана Генри и Авы на этом закончена. Теперь они создадут достойную семью и встанут в один ряд с вами — или снова будут стоять у камня за обман, если с первого раза не поняли.