Междуморье

А когда этот наш германский пенсионер от своего "фанетрагера" уже сильно опьянеет - тихонечко, под нос произнесет gottendämmenrung и заведет на ночь рвущую кровь в жилах музыку. Вагнера. Или Лайбах, если у него имеется музыкальный вкус. Или Раммштайн – если вкуса не имеется. Моргенем эрвахтнет (утром поднимется – нем.) с похмелюгой и примется придавать форму всему окружающему, чтобы даже здесь, в этой пустоте, вылепить какую-никакую реальность. Выдрать ее из "ничто". Даже здесь, на самой польской "гренце" (границе – польск.местн.).

Я же еду дальше, в Дрезден. В странный город.

Во время войны Дрезден раздолбали бомбами до самых скелетов домов.

И потому в Дрездене появилась архитектура времен амбициозного коммунизма, когда ему еще хотелось доказывать, будто бы он наилучшая цивилизационная опция во всем мире. И все это прикрывает современная германскость.

В отстраиваемом до сих пор центре пытаются воскресить некие следы убитой локальности, только выходит не ахти. Застройщики пытаются воспроизвести давнее расположение улиц в районе Фрауэнкирхе, и уже сейчас все выглядит просто скучно. Настолько же скучно и нудно, как во всяком ином богатом и расцвеченном центре западноевропейского города. Словно в каком-нибудь Копенгагене или там Кёльне. Словно во всех тех городах, по которым выли от тоски замкнутые в народных республиках, напитываемые серо-бурым окружением граждане; те самые, к которым тянутся колонны беженцев и мигрантов с юга и востока, и которые сейчас, спустя четверть века после падения стен, выглядят просто очередным этапом униформизации.

Потому-то сам я люблю идти дальше, в околицы Прагер Штрассе, и шататься среди социалистических небоскребов, уже выпотрошенных от социализма, зато напиханных капитализмом. Это нечто, в стиле сплава представляемой в странах народной демократии Америки и фантастического кино. Повсюду порожденная десятилетиями назад старая форм и мигающие рекламы Макдональдс, H&M и отелей Ibis.

В российской забегаловке с блинами сидели немецкие неофашисты и громко чего-то распевали. Они уже были хорошенько под градусом, и русскоязычная обслуга поглядывала на них с беспокойством. В принципе, выпивать там было нельзя, это было заведение в стиле "слопай блина и до свидания", но эти уже пришли забуханные, расселись и не желали уходить. Выглядели они словно с известной из истории картинки: тридцатые годы, пивная где-нибудь в немецкоязычном городе, в Данциге, Бреслау, Лейпциге или как раз Дрездене, дружбаны из SA за широким столом, раскачивающиеся пивные кружки и Die Wacht am Rhein или Horst Wessel Lied. Die Strasse frei den braunen Bataillonen, SA marschiert… (Освободить улицу для коричневых батальонов, марширует SA – нем.).

Но в конце концов они вышли. И обслуга, и клиенты облегченно вздохнули.

Позднее, где-то под "Ибисом", мне встретились другие: эти орали, что Ausländer raus (Долой чужестранцев – нем.). Тоже были пьяны, но чуточку, угрозы почти что не представляли. Два чернокожих парня прошло мимо них с деланным весельем на лицах, из-под которого, все же, выглядывал испуг.

Берлин

- Те эмигранты, которые приехали сюда раньше, беженцев не слишком любят, - говорил мне знакомый, партийный деятель из SPD (Социалистическая Партия Германии). Мы сидели в подвале берлинского Клуба Польских Неудачников, а его хозяин, на котором был надет модный, замечательно скроенный и дорогой костюм, сидел наверху. – Возьмем, к примеру, моего парикмахера. Он турок. Говорит: meine herr, вы понятия не имеете, кого сюда напустили. Они не умеют читать. Это же варвары. Отвечаю ему: meinе herr, это расизм, а он свое: не знаете, не знаете. И вот тут, - снизил он голос, - меня раздражает то, что об этом свободно не поговоришь. Каждый сразу же принимает тебя за расиста…

- Тот, кто живет в соответствии с догмами, - произнес я, отпив пива, - должен проиграть.

- Ну да, потому мы и проигрываем. Или проигрывали. А вот сейчас постепенно уже начинаются нормальные, разумные дебаты.

В прокате дисков DVD на Нойекёльн крутилась пара лет пятидесяти: мужик с усами, похожий на турка или курда, и его жена в хиджабе. Они копались на полке с комедиями. Муж что-то предлагал, жена отрицательно качала головой. Муж выступал на жену за то, что та не желает смотреть немецкие фильмы. Демонстративно чехвостил. Чтобы хорошо было слышно.

- Kennst du nicht Deutsch? – кричал он. – Bist du Blut?! (Ты не знаешь немецкий? Это в крови? – нем.).

Костек, который живет на Кройцберге, в турецком блочном доме, говорит, что турок можно узнать по усам. - У коммунистов, - говорит он, - усы лохматые, беспорядочные; у ататюрковцев – такие же, как у Кемаля Ататюрка, у исламистов – короткие, в стиле Эрдогана; у националистов – большие, несколько в стиле водителя грузовика, в форме полумесяца. У неооттоманцев – усы закручиваются вверх. И так далее.