Сумку он искал медленно и сосредоточенно; перерыв шкаф, заглянул под кровать, потом увидел, что проклятая сумка лежит на столе, рядом с телефоном, в трех сантиметрах от письма Стива…
– Мэри, здравствуй, – набрав семнадцатизначный номер, сказал он и закашлялся, горло свело спазмой.
– Здравствуй, Юджин! Как хорошо, что ты позвонил! Я читала твою корреспонденцию из Женевы, очень интересно…
– Ты говорила… – начал было Кузанни, но снова закашлялся. «Не хватало еще тут сдохнуть; везти свинцовый гроб чертовски дорого, меня же не застрелили, сам помер, государство самолет не предоставит, оплачивать расходы придется семье, бедный Стив, и так я здорово поиздержался, застряв с этим сценарием о проклятом Сэме Пиме…»
– У вас там холодно, в Европе? – заботливо поинтересовалась Мэри. – Ты простудился, бедненький Юджин?
– Ответь мне… – Кузанни откашлялся в третий раз и, сжав кулаки так, что ногти впились в кожу, медленно, чуть не по слогам, произнес: – Ты говорила Стиву, что его мать не могла рожать, это грозило ей смертью, но я, паршивый итальянец, мечтавший лишь о продолжении рода, заставил ее дать жизнь мальчику?
Я не могла ему этого не сказать, Юджин, – ответила Мэри. – Элеонора была моим самым любимым человеком…
– Почему же ты никогда мне об этом не говорила?
– Как?! Ты что… не знал?
– Если бы я знал, разве бы я посмел, разве бы я…
– Юджин, милый! – Голос женщины сорвался. – Я была убеждена, что Элеонора сказала тебе от этом! Юджин, отчего ты молчишь?!
Кузанни медленно положил трубку на рычаг; трубка тоже стала чугунной, весила не менее тонны.
«Зачем ты продолжаешь скрипеть на этом свете? – спросил он себя. – Кому ты нужен с твоими дерьмовыми фильмами, эффектными корреспонденциями из Европы, премьерами, разгромными рецензиями Ларри Арса и медалями, полученными в Сан-Себастьяне и Каннах?! Никому ты не нужен!
Элеонора промолчала о том, что врачи запретили ей рожать… И Мэри, которая знала, тоже молчала тогда об этом. И только один я, доверчивый идиот, носился, счастливый, по городу… Бедная Элеонора, бедная моя, бедная, бедная… Но ведь она хорошо перенесла роды! – чуть не закричал он. – Ведь она встала на пятый день, это все неправда! Она расцвела после родов! Никогда не была так красива, как в тот день, когда мы привезли Стива домой!»
Он машинально начал листать страницы записной книжки. «Что ты ищешь? – спросил он себя. – Телефон доктора, который наблюдал Элеонору во время беременности», – ответил он себе и вдруг ощутил, что кто-то снял чугунные плиты с плеч и головы, стало легко.
Он позвонил в справочный сервис Голливуда, запросил телефоны клиники доктора Самуэля Баренбойма; в приемном покое ответили, что доктор Самуэль Баренбойм умер семь лет назад; у него были пергаментные руки, вспомнил Кузанни, совершенный пергамент, только не желтоватый, а прозрачный, с ощущением легкой голубизны, наверное, сосуды очень близки к коже.
– Мне надо поднять историю болезни Элеоноры Кузанни, – сказал он, – это моя жена, она родила в вашей клинике моего сына первого октября шестьдесят второго года… Все время беременности ее наблюдал доктор Баренбойм.
– Мы подготовим выписку, мистер Кузанни. Я передам вашу просьбу в информационный центр. Куда вам позвонить? И пожалуйста, продиктуйте номер вашего банковского счета, мы пришлем документы к оплате за сервис непосредственно в ваш банк…
– Я звоню из Европы, – ответил Кузанни, продиктовав свой телефон в Голливуде с автоматическим ответчиком и здешний, в Женеве. – Я бы просил вас связаться с моим адвокатом: Эрвин Эбель, запишите, пожалуйста, его телефон; он подтвердит мою просьбу и договорится с вами об оплате по любому тарифу за экстренность справки. Я должен получить ее через час.
Из Голливуда позвонили ровно через час:
– Мистер Кузанни, это Лайза Эдмундс, информационный центр клиники профессора Джозефа Баренбойма-младшего… Диктую выписку из истории болезни… Вы готовы? Копия уже отправлена вашему адвокату… Итак, Элеонора Кузанни-Уолкер, 1938 года рождения, страдала язвенной болезнью и начальной формой диабета; в результате кардиологического исследования было установлено, что пациентка…
– Погодите, – Кузанни нетерпеливо перебил неизвестную ему Лайзу Эдмундс, проклиная себя за несдержанность, – там сказано, что ей было запрещено рожать, что роды могли стоить ей жизни?
– Любые роды могут стоить жизни, – мягко ответила женщина. – Любые, мистер Кузанни. Однако такого рода заключения в истории болезни миссис Кузанни-Уолкер нет… Содержалась рекомендация доктора Баренбойма отправить ее на кардиологический курорт для укрепления сердца…
– Так я же возил ее туда!
– Простите, – женщина из клиники не поняла его, – что вы сказали?
– Я вот что скажу. – Кузанни снова почувствовал на плечах чугунную тяжесть. – Я скажу вот что… Пожалуйста, сделайте еще одну ксерокопию этого заключения… Нет, сделайте ксерокопию всей истории болезни и срочно отправьте экспресс-бандеролью в Лос-Анджелес… Записывайте адрес, пожалуйста… Там очень сложный индекс, дом на берегу океана, вдали от поселка…