Межконтинентальный узел

– Знаешь, конечно, доктора Спока? Его первые лекции: доброта, с ребенком возможна только доброта, лишь избыточная доброта способствует рождению мужественного и честного человека. А чем Спок кончил? Не знаешь? Строгость. Необходима строгость. Авторитет родителей подобен авторитету тренера по горным лыжам. Тот кричит и бьет палкой по заднице, если ученик не делает так, как надо. И тренера уважают. Родители должны стать такими тренерами: никакой растворенности в детях, требовательность, постоянная демонстрация собственного ума, опыта и силы. Только тогда родится авторитет. И лишь после того, как он родился, калькулированная доля доброты… Стивен выполняет все поручения своего профессора, потому что знает: не сделай, как надо, вылетит к чертовой матери из докторантуры. Я никогда ничего ему не запрещал, не требовал, а просил, не наказывал… Я его только гладил… Вот он и приходит ко мне лишь в те дни, когда у его подруги трудные дни: она в это время бесенеет, он и бежит ко мне… А пройдет четыре дня – и снова к ней… А я один… В обнимку с диктофоном. И пишущей машинкой. При этом глухой.

– Нет ничего недостойнее ревности, – повторил Степанов. – Ты его ревнуешь. Считаешь собственностью, а он личность, он отпочковался. То, что детям нельзя показывать возрастные недуги, в этом ты прав. Раздражительность – опасная штука в отношениях между поколениями.

– Я не ревную его, – сердясь, повторил Кузанни и залпом выпил хайбол. – Просто чертовски жаль, что так быстро пронеслась жизнь и никогда уже, никогда не стать мне Гёте. Я Кузанни, этим и надобно довольствоваться… Так что нечего себя тешить иллюзиями: осталось одиночество. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Диктую. Будет звонить Москва.

– А потом?

– Они выходят на связь в час ночи.

– Ну и что? Давай после побродим вместе?

«Я его никогда не видел таким, – подумал Степанов, – сдал за эти три года; много набрал в искусстве, вырвался вперед, порвал ленточку финиша изодранной в кровь грудью и сдал. Наверное, и меня ждет такой финал, обидно».

– Приходи в «Эпсом», знаешь этот отель?

– Найду. Я расскажу тебе про то, что сейчас пытаюсь делать, ты расскажешь мне о своем, а потом пойдем гулять на озеро… Там рассветы такие, что перестаешь страшиться последнего дня… Всякий рассвет на озере как молитва надежды… Я приду часов в одиннадцать, можно? Я не буду тебе мешать, обещаю…

– Мешай на здоровье, – улыбнулся Степанов. – Мне лучше работается, если мешают…

– Знаешь, я напридумывал всякую ерунду для нового фильма, а здесь вдруг понял, что я записывал никакую не ерунду, а правду, неведомую мне ранее… И сделалось еще страшнее – ну ее к черту! эту правду! Хочу снимать развлекательное кино, с Аленом Делоном и Бельмондо! Пусть палят из двустволок! Спасают проституток, открывая в каждой из них новую богоматерь!..

– Ты когда отдыхал последний раз?

– А ты?

– Если мы взяли на себя тяжкое бремя быть психами и работать без отдыха, – заметил Степанов, – то и за это приходится расплачиваться… Работа – добро, а разве добро бывает безнаказанным? – Он усмехнулся. – Ничто так не подвержено опале, как желание сделать благо ближним… Тебя не посещало желание лечь в психушку, чтобы в череп вмонтировали спасительный датчик спокойствия?

Кузанни долго молчал, потом, приблизившись к Степанову, тихо сказал:

– У меня такое ощущение, что сейчас в Штатах задействованы какие-то мощные таинственные силы, они предпринимают все возможное, чтобы сорвать не столько нынешние переговоры, сколько те, главные, которые должны состояться.

– Задавать вопрос «почему», видимо, наивно?

– Безжалостно. Потому что я на него не могу ответить. Идет схватка гигантов. И в этой чудовищной схватке магнатов тот, кто строит страшные бомбардировщики, ныне подобен агнцу божьему в сравнении с молодыми интеллектуалами, которые вложили свои миллиарды в ракетные комплексы… «Как авиация в свое время пришла на смену пассажирским лайнерам – в смысле массовости и скорости перевозок, – так и авиация ныне обязана уступить место ракетам». Все остальное, говорят они, все эти разговоры об агрессии, сдерживании, гонке вооружений, космических зонтах, от лукавого. «Старцы, отойдите с дороги прогресса!» А дело упирается в то, кому конгресс отпустит миллиарды: им или их авиаконкурентам. «Локхид», который и мы и вы столь зловеще расписывали в газетах, сегодня более приемлем мирному выходу из конфронтации, чем устремления ракетных интеллектуалов…

Это та правда, которую я угадал… Но я не гений, чтобы придумать финал – сценарий без финала не существует. Я беспомощен… А взятые у продюсера деньги нужно отработать. Как?

– Интересно, – ответил Степанов. – Только знаешь что? Пожалуйста, не сердись на Стивена, у нас с тобой нет никого ближе детей… И мирись, иначе не сможешь работать…

Работа-III