– Ах, Виталий Всеволодович, кто старое помянет, тому глаз вон… Стоит ли сейчас касаться этой темы? Время было сложное, крутое, мало ли кто мог подбросить идею? Мир науки – сложный мир. У нас тоже есть свои Моцарты и Сальери… Мне сдается, что инициатором дела был профессор Ткачук, покойный ныне…
– Инициатором был Леонид Романович, – сразу же ответила Людмила Павловна Ковальчук – та самая Милочка…
– Яхминцев? – уточнил Славин.
Женщина кивнула; несмотря на то что ей было уже под пятьдесят, черты лица сохранили красоту, седина еще больше подчеркивала молодость, сокрытую в ее огромных, зеленоватых, с коричневыми крапинками глазах; морщин почти нет; фигура ладная, спортивная, только косы, о которой говорил Яхминцев, не было – вполне современная, короткая стрижка.
– А первый раз? Вы извините мне этот вопрос, Людмила Павловна… Я имею в виду первое отчисление из аспирантуры…
– Мне бы не хотелось об этом говорить…
– Я понимаю. Но мне очень нужно, чтобы вы ответили…
– Жора… Георгий Яковлевич особый человек… Вроде танка, – грустно улыбнулась Ковальчук. – Когда он идет к чему-то, ничего вокруг не видит, только цель… Мне до сих пор стыдно за то заявление, что я написала… Ведь его исключили из-за моего письма… Персональное дело о моральном разложении со всеми вытекающими отсюда последствиями… Жо… Иванов говорил: «Погоди, дай мне защититься, я не могу делить себя между детищем и дитем, такое уж я дерево…» Бабы дуры, если б нас матери пороли за истеризм, а то ведь, наоборот, поощряют: «Борись за свое счастье». Кстати, текст мне Яхминцев продиктовал, уверял, что после того, как он покажет мое письмо Жоре, тот сразу же пойдет в загс, ему, говорит, толчок нужен, он неподвижный. Есть люди с врожденным ускорением, а есть заторможенные, живущие только своей мечтою, им на все наплевать, только бы получилось задуманное. Нет, не хочу я об этом, я себя чувствую такой дрянью, такой мещанкой… До сих пор не могу понять, когда любовь стала приобретать форму собственности…
– Вы не виделись с Ивановым после того, как его отчислили?
– Ну отчего же… Виделись… Он ещё поцеловал меня и сказал: «Какая же ты дура! Слава богу, что все получилось так, пока ты молода и красива…»
– А ребенок? У вас есть ребенок?
Женщина покачала головой:
– Я только могла об этом мечтать… Не было никакой беременности… Я дважды приходила к нему, пыталась объяснить… Да разве объяснишь?
– Как он жил, когда его отчислили из аспирантуры?
– Продолжал работать. Дописал диссертацию… За полгода закончил…
– А чем он жил? – повторил Славин. – Деньги откуда?
Женщина вдруг улыбнулась; в ее улыбке были грусть, любовь, нежность, память.
– Он в преферанс обыгрывал торговцев из овощного магазина… Математик, поразительно чувствует комбинации в картах…
«Полковнику Славину.
За три дня до появления в обращении сторублевой купюры, заложенной в контейнер ЦРУ, на квартире Иванова собрались, как и обычно по пятницам, народный артист РСФСР Василий Аркадьевич Тубин, генерал-лейтенант Алексей Карпович Шумяков и кандидат физических наук, помощник академика Крыловского по связям с промышленностью Геннадий Александрович Кульков.
Работа-IV
Василий Аркадьевич Тубин бросил на пол шинель и, поискав глазами костюмера Галю, закричал:
– Надо же следить за реквизитом, голубушка!
– Чем и занимаюсь, – спокойно ответила та, продолжая вязать шарфик.
– Но по роли я батальонный комиссар! – продолжал неистовствовать Тубин. – А вы мне приляпали кубари – политрук! Это же совершенно разные характеры!
Славин, стоявший в павильоне возле камеры, недоуменно посмотрел на режиссера фильма Сазонова:
– При чем здесь петлицы и характер?
Тот пожал плечами:
– Это необъяснимо. Артист. Совершенно особая психология. А может, роль не выучил. Артистам платят мало, вот и вертится: на радио почитает, на телевидении снимется, в Бюро пропаганды киноискусства подрядится на выступления, – времени-то на искусство и не остается… – вздохнул Сазонов. – Пока будут менять кубари на шпалы, поучит.
– Это удобно, если я с ним поговорю перед съемкой?
– Да, бога ради… Мы начнем работать не раньше чем через час.
– Так долго готовитесь?
– Свет надо ставить, а у нас аппаратура тридцатых годов, рухлядь. Обязательно что-нибудь в декорации отвалится, пойдут искать постановщика, чтоб он гвоздь прибил. Найдут, уговорят, прибьет, а тут перерыв… Осветители его неукоснительно соблюдают. Они никак не заинтересованы в результатах работы съемочной группы, живут на зарплату, наш успех или провал их мало волнует. Попьют осветители чайку, а Тубин скажет, что ему пора на спектакль, – вся съемка сорвана. Так и живем…
– «Земля у нас обильна, порядка ж нет как нет», – усмехнулся Славин.