Межзвездный скиталец

Every effort I made to escape beggary was in the end frustrated by Chong Mong-ju.	Все усилия, которые я прилагал к тому, чтобы избежать нищенства, уничтожал Чонг-Монг-Джу.
In Songdo I became a fuel-carrier, and the Lady Om and I shared a hut that was vastly more comfortable than the open road in bitter winter weather.	В Сонгдо я сделался дровоносом, и мы делили с княжной Ом лачугу, которая мало чем была лучше открытой дороги в зимнюю стужу.
But Chong Mong-ju found me out, and I was beaten and planked and put out upon the road.	Но Чонг-Монг-Джу разыскал меня и здесь, меня отдубасили, надели колодки на несколько дней и выгнали затем на дорогу.
That was a terrible winter, the winter poor "What-Now" Vandervoot froze to death on the streets of Keijo.	Это было суровой зимой -- в эту зиму Фандерфоот замерз на улицах Кейджо.
In Pyeng-yang I became a water-carrier, for know that that old city, whose walls were ancient even in the time of David, was considered by the people to be a canoe, and that, therefore, to sink a well inside the walls would be to scupper the city.	В Пьенг-Янге я сделался водоносом. Этот древний город, стены которого стояли еще во времена царя Давида, считался своими жителями чем-то вроде челна, и рыть колодцы внутри его стен значило потопить город.
So all day long thousands of coolies, water-jars yoked to their shoulders, tramp out the river gate and back.	И потому каждый день тысячи кули с кувшинами на плечах брели к реке и обратно.
I became one of these, until Chong Mong-ju sought me out, and I was beaten and planked and set upon the highway.	Я стал одним из них, но Чонг-МонгДжу разыскал меня. Меня избили и снова выгнали на дорогу.
Ever it was the same.	И это повторялось каждый раз.
In far Wiju I became a dog-butcher, killing the brutes publicly before my open stall, cutting and hanging the caresses for sale, tanning the hides under the filth of the feet of the passers-by by spreading the hides, raw-side up, in the muck of the street.	В далеком Виджу я сделался мясником: убивал собак публично перед своим ларьком, резал и вешал туши для продажи, дубил шкуры, распяливал их в грязи, которую месили прохожие своими ногами.
But Chong Mong-ju found me out.	Но Чонг-Монг-Джу разыскал меня.
I was a dyer's helper in Pyonhan, a gold-miner in the placers of Kang-wun, a rope-maker and twine-twister in Chiksan.	Я был помощником красильщика в Пионхане, золотоискателем на россыпях Канг-Вуна, канатным мастером в Чиксане.
I plaited straw hats in Padok, gathered grass in Whang-hai, and in Masenpo sold myself to a rice farmer to toil bent double in the flooded paddies for less than a coolie's pay.	Я плел соломенные шляпы в Подоке, собирал сено в Хвансай, а в Мазенно продался на рисовую плантацию и трудился, согнувшись в три погибели, на сырых полях, получая плату меньше последнего кули.
But there was never a time or place that the long arm of Chong Mong-ju did not reach out and punish and thrust me upon the beggar's way.	И не было такого места или времени, чтобы длинная рука ЧонгМонг-Джу не достала меня, не покарала и не швырнула нищим на дорогу!
The Lady Om and I searched two seasons and found a single root of the wild mountain ginseng, which is esteemed so rare and precious a thing by the doctors that the Lady Om and I could have lived a year in comfort from the sale of our one root.	Мы с княжной Ом после двухлетних поисков нашли однажды один-единственный корешок дикого горького женьшеня -- местные врачи так высоко ценят этот корень, что на выручку от одного этого корня мы с княжной Ом могли бы безбедно жить целый год.