Межзвездный скиталец

And Tromp would maunder over and over of how Johannes Maartens and the cunies robbed the kings on Tabong Mountain, each embalmed in his golden coffin with an embalmed maid on either side; and of how these ancient proud ones crumbled to dust within the hour while the cunies cursed and sweated at junking the coffins.	Тромп без конца повторял их, как Иоганнес Маартенс и матросы ограбили царей горы Табонга, лежавших набальзамированными в золотых гробах и имевших справа и слева от себя по набальзамированной девушке; и как эти древние цари рассыпались прахом за один час, в течение которого матросы с проклятием тащили гробы.
As sure as loot is loot, old Johannes Maartens would have got away and across the Yellow Sea with his booty had it not been for the fog next day that lost him.	Старый Иоганнес Маартенс, наверное, удрал бы через Желтое море со своей добычей, если 6ы на другой день не случился туман, который погубил его.
That cursed fog!	О, этот проклятый туман!
A song was made of it, that I heard and hated through all Cho-Sen to my dying day.	О нем сложили песню, которую я с ненавистью слушал по всему Чо-Сену ежедневно вплоть до последнего дня.
Here run two lines of it:	Вот две строчки из нее:
"Yanggukeni chajin anga Wheanpong tora deunda, The thick fog of the Westerners Broods over Whean peak."	Густой туман западных людей Висит над вершиной Веана.
For forty years I was a beggar of Cho-Sen.	Сорок лет я жил нищим в Чо-Сене.
Of the fourteen of us that were cast away only I survived.	Один я остался в живых из четырнадцати человек, выброшенных бурей на берег.
The Lady Om was of the same indomitable stuff, and we aged together.	Из такого же крепкого материала была сложена и княжна Ом, и мы старились вместе.
She was a little, weazened, toothless old woman toward the last; but ever she was the wonder woman, and she carried my heart in hers to the end.	Она была теперь маленькая, сморщенная, беззубая старушка; но все же это было чудо, а не женщина, и сердце мое хранило ей верность до конца.
For an old man, three score and ten, I still retained great strength.	Я же для семидесятилетнего старика сохранил еще много силы.
My face was withered, my yellow hair turned white, my broad shoulders shrunken, and yet much of the strength of my sea-cuny days resided in the muscles left me.	Лицо мое сморщилось, желтые волосы побелели, широкие плечи согнулись. Но все же в моих мускулах осталась матросская сила.
Thus it was that I was able to do what I shall now relate.	Только благодаря ей я и оказался в состоянии сделать то, о чем сейчас расскажу.
It was a spring morning on the cliffs of Fusan, hard by the highway, that the Lady Om and I sat warming in the sun.	В одно весеннее утро на склонах Фузана, у большой дороги, мы с княжной Ом сели погреться на солнышке.
We were in the rags of beggary, prideless in the dust, and yet I was laughing heartily at some mumbled merry quip of the Lady Om when a shadow fell upon us.	Мы были в нищенских лохмотьях, покрытых пылью, но все же я весело смеялся какой-то шутке княжны Ом, -- как на нас пала тень.